— Вы его любите и он вас любит! — сказала Хинеста.
— Не знаю, право… Верю, надеюсь, — прошептала донья Флор.
— Тогда вы наверняка найдете его, ибо он будет вас искать.
И Хинеста подала донье Флор бумагу — помилование дону Фернандо.
Она старалась скрыть свое лицо, но покрывало сбилось, когда она протянула бумагу, и донья Флор увидела ее.
— Ах, да ведь вы цыганочка из харчевни "У мавританского короля"! — воскликнула она.
— Нет, — ответила Хинеста, и одному Богу известно, сколько скорби звучало в ее голосе. — Нет, перед вами сестра Филиппа из монастыря Пресвятой Девы.
Так назывался монастырь, который выбрал дон Карлос для девушки-цыганки, — там ей надлежало, пройдя послушничество, произнести монашеский обет.
Около полуночи донья Флор ушла с балкона в комнату, отведенную ей в доме дона Руиса.
То была, как вы помните, спальня доньи Мерседес: хозяева предоставили гостям все самое лучшее.
Почему донья Флор так поздно ушла с балкона? Почему так поздно, так небрежно закрыла жалюзи?
Что ее удерживало там до полуночи, отчего она всматривалась в темноту и прислушивалась?
Может быть, она ждала появления прекрасной звезды Геспер, что зажигается на западе?
Или прислушивалась к трелям соловья, что пел гимн ночи в зарослях олеандров, цветущих на берегах Дарро?
А может быть, глаза ее ничего не видели, уши ничего не слышали, а душа была охвачена той сладостной мечтой, что в шестнадцать лет называется любовью?
Хинеста в это время, вероятно, плакала и молилась в монастыре Пресвятой Девы.
Донья Флор вздыхала и улыбалась.
Донья Флор, пожалуй, еще не любила, но, так же как небесная благодать возвестила Деве Марии появление архангела Гавриила, какое-то неясное сладостное дуновение возвестило донье Флор о появлении божества, имя которого — любовь.
И как ни странно, но сердце девушки испытывало влечение сразу к двум молодым людям.
Тот, кого она боялась, тот, кого старалась избегать, лишь только он появлялся, ибо чувствовала бессознательно, что ее целомудрие в опасности, был красавец-всадник, изысканно одетый гонец любви, как он назвал себя, который мчался впереди нее по дороге от Малаги до Гранады, — дон Рамиро.
Тот же, к кому ее невольно влекло, припав к плечу которого она могла бы безмятежно заснуть, тот, на кого она могла бы долго смотреть, не смущаясь, не опуская глаз, был Сальтеадор, разбойник с большой дороги, грабитель из харчевни "У мавританского короля" — дон Фернандо.
Она чувствовала и душевный подъем, и истому; подойдя к зеркалу — последнему дамскому угоднику по вечерам и первому льстецу по утрам, — кивком подозвала горничную, чтобы та раздела ее.