Потом начались расспросы.
Дон Рамиро слышал о любовных похождениях дона Фернандо, о его страсти к донье Эстефании, о его дуэли с доном Альваро и бегстве после смерти противника, но на этом и кончалось все, что он о нем знал.
Впрочем, говорили, будто дон Фернандо после дуэли уехал — не то во Францию, не то в Италию, будто бы его встречали и при дворе Франциска I, и при дворе Лоренцо II, известного тем, что он был отцом Екатерины Медичи и что его бюст изваял Микеланджело.
Но дон Рамиро подумал вот о чем.
Тогда, на площади, никто не мог слышать, о чем беседовали дон Руис и король, однако даже те, кто в тот день видел старика, стоявшего на коленях перед доном Карлосом, думали, что он просил об одном — помиловать убийцу дона Альваро.
Фернандо не стал разубеждать приятеля.
Потом из любопытства и из желания переменить тему разговора, он решил в свою очередь расспросить дона Рамиро.
— Я очень рад вас видеть, — начал он, — и собирался известить вас о приезде.
Дон Рамиро уныло покачал головой:
— А я радоваться не могу, ибо душа моя изнемогает от любви, пока она доставляет мне больше страданий, нежели радости.
Фернандо понял, что сердце дона Рамиро переполнено и он жаждет поделиться своими чувствами.
Он улыбнулся и протянул ему руку:
— Любезный друг, наши с вами сердца, наши чувства просятся на вольный воздух, здесь, в комнате, так душно, пройдемся по чудесной аллее перед нашим домом, и вы мне поведаете обо всех своих приключениях, согласны?
— Согласен, — ответил дон Рамиро, — тем более что, беседуя с вами, быть может, я увижу е е.
— Вот оно что! — рассмеялся дон Фернандо. — Значит, она живет на этой площади?
— Пойдемте же, — сказал дон Рамиро, — через минуту вы узнаете обо всем, что со мной произошло, а также и о том, какую услугу вы можете мне оказать.
Они вышли рука об руку и стали прохаживаться по аллее; словно по обоюдному согласию, они ходили только вдоль фасада. Кроме того, каждый из них то и дело поднимал голову, посматривая на окна второго этажа. Но ни тот ни другой не спрашивал и не объяснял, что заставляет его так поступать; оба молчали.
В конце концов дон Рамиро не выдержал:
— Друг Фернандо, ведь вы пришли сюда, чтобы выслушать мою исповедь, а я — чтобы излить вам душу.
— Ну что же, любезный Рамиро, — отвечал Фернандо, — я вас слушаю.
— Ах, милый друг, — начал дон Рамиро, — любовь — жестокий тиран, порабощающий сердца, над которыми властвует.
Дон Фернандо усмехнулся, словно говоря, что он того же мнения.
— Однако, — заметил он, — когда ты любим…
— Да, — подхватил Рамиро, — но хоть у меня есть все основания надеяться, я еще сомневаюсь…