Как бы то ни было, я чувствую себя иначе.
Мне лучше.
Иду в ванную. Встаю под душ. Мои волосы намокают, струи барабанят по плечам. Проходит пятнадцать минут. Двадцать. Полчаса. Отмытая и благоухающая кожа кажется новой. Влезаю в джинсы и свитер. (Джинсы! Когда я в последний раз надевала джинсы?)
Подхожу к окну спальни, раздвигаю шторы – комната наполняется светом. Закрываю глаза, подставляя лицо под солнечные лучи.
Чувствую себя готовой к борьбе, готовой встретить новый день. Готовой выпить бокал вина. Всего один.
Спускаюсь, захожу в каждую комнату, поднимаю жалюзи, раздвигаю шторы. Дом затоплен светом.
В кухне наливаю себе мерло на несколько пальцев. («Только скотч измеряется пальцами», – слышу слова Эда. Отмахиваюсь, наливаю еще.)
Теперь – «Головокружение», раунд два. Устраиваюсь на диване, перематываю в начало, к той летальной сцене с рывком и падением с крыши. В кадре появляется Джимми Стюарт, который взбирается по лестнице. Последнее время я много с ним общаюсь.
Часом позже, за третьим бокалом.
«Он был готов поместить жену в лечебное учреждение, – нараспев говорит судебный чиновник, ведущий следствие, – где ее психическое здоровье оказалось бы в руках специалистов».
Засуетившись, я встаю, чтобы долить бокал.
Я решила, что днем поиграю в шахматы, зарегистрируюсь на сайте классических фильмов, может быть, займусь уборкой – в верхних комнатах полно пыли. Ни при каких обстоятельствах не стану следить за соседями.
Даже за Расселами.
В особенности за Расселами.
Стоя у окна кухни, я даже не смотрю на их дом. Поворачиваюсь к нему спиной, возвращаюсь к дивану, ложусь.
Проходит несколько мгновений.
«Жаль, что, зная ее суицидальные наклонности…»
Я бросаю взгляд на горку пилюль на столе. Потом поднимаюсь, спускаю ноги на коврик и сгребаю пилюли в горсть.
«Присяжные полагают, что Мадлен Элстер совершила самоубийство в состоянии психического расстройства».
Вы не правы, думаю я. Случилось нечто иное.
Одну за одной я опускаю таблетки во флаконы. Крепко завинчиваю крышки.
Потом устраиваюсь на диване и ловлю себя на мысли об Итане. Придет ли он еще? Может быть, захочет поболтать.
«Я не мог пойти дальше», – мрачно произносит Джимми.
– …Не могла пойти дальше, – повторяю я.
Прошел еще один час. Кухню освещают косые лучи закатного солнца. Я уже порядком набралась. В комнату, прихрамывая, входит кот. Когда я пытаюсь осмотреть его лапу, жалобно мяукает.
Я хмурюсь. Хоть раз за этот год вспомнила я о ветеринаре?
– Безответственно с моей стороны, – говорю я Панчу.
Он жмурится, устраивается у меня в ногах.