У этих не будет даже могилы. Некогда — и некому.
Третий. Всего третий день войны. Для меня — вообще первый и неполный. А кажется — прошла уже целая вечность…
Он вытер ладони о бриджи и встал.
Дальше. Вперёд.
Перелесок. Опять поле, метров двести. Впереди ещё один перелесок.
А гул слышен — всё тот же. Канонада… Где мы хоть находимся?
Оп-па… Это что? Неужто наши???
Пашка бессознательно ускорил шаг, виляя меж бредущими гражданскими, потом почти побежал, придерживая бьющий по боку приклад бесполезной винтовки. Вон они, бойцы — прямо меж деревьями, отрыты брустверы, кое-как замаскированные ветками, несколько человек у дороги — с винтовками, подгоняют беженцев… Неужели та самая долгожданная линия обороны?
— Ребята… — Пашка с трудом пытался отдышаться, — кто главный?
Обросший щетиной, но достаточно молодой боец в гимнастёрке с полуоторванным рукавом и халхинголке с незастёгнутым кожаным ремешком махнул рукой куда-то назад:
— Младший лейтенант, артиллерист… ищи, он у моста.
У моста? Значит, долгожданная переправа… и линия обороны.
Перелесок оказался узеньким — и полусотни метров не будет. Дорога вывела на берег не особо широкой речушки, изгибавшейся затейливым зигзагом, что называется — по десять поворотов на версту, и дальше шла на мост.
Мост оказался не особо впечатляющим — на первый взгляд и танк вряд ли выдержит. Деревянный и явно не новый — скорее всего, до войны по нему и не ездило ничего тяжелее полуторки, а сейчас шагали беженцы. Но мост-то важный, это даже Пашка понимал — берега заросли камышом, тут и там обрывчики, хоть и не высокие — но техника вброд не пройдет, даже если река мелкая. И если фашисты выйдут на эту дорогу — а они выйдут, об этой дороге они знают, раз уж по ней прошла полуторка с диверсантами — то мост надо жечь к едрене фене.
Так, а вон видна фуражка — точно кто-то из командиров, может быть, даже тот самый лейтенант-пушкарь.
Воодушевлённый появившейся целью, Пашка рванул к мосту. Да, скорее всего, именно тот командир — фуражка с чёрным околышем, разговаривает с каким-то нескладным долговязым бойцом…
Вот те номер, это ж Павлуха! Догнал, удовлетворённо подумал Пашка.
Вроде чему бы и радоваться, особенно если вспомнить драку во дворе брошенного дома, но всё же единственный мало-мальски знакомый человек… здесь.
— Тащ командир, красноармеец Соколов, разрешите обратиться, — запыхавшись, подлетел он к говорившим, в последний момент вспомнив, что при оружии честь не отдают.
Да, младший лейтенант, один кубик на черных петлицах, шеврон-уголок на рукаве шерстяной гимнастерки, уже изрядно перепачканной. В руках — пулемет Дегтярева, выглядящий у него совершенно не к месту. Молодой, чуть ли не младше Пашки, лет двадцать. Пацан совсем. Махнул рукой — погоди.