– Как краснобай один наш выражался: хотели, мол, как лучше, а получилось, дескать, как всегда… Взгляни вокруг.
– Себя бы выделил.
– Да я-то ладно… Выходных в бизнесе, дорогой ты мой, нет. Пока ты станешь кости свои нежить, спинку жирненькую солнцу подставлять да с мокрых губ слюнями в пространство брызгать о высоком и прекрасном, кто-нибудь далеко тебя объедет, и правильно, заметь, сделает… Можно убить его, но – уважая.
– И пусть объедет, – говорю. – На Бесконечности гонок не бывает, и это не победа.
– Ну это там, – говорит, – а на кривой тут… Тебе, Истомин, не понять. Ты и всегда был с прибабахом… На том свете будем отдыхать, короче. Понял?
– Кто знает?.. Ещё не был. И на лучший исход не рассчитываю.
– А чё тут знать… Лучше совсем не выпивать. Или уж делать это, так умеючи. Чтобы потом не похмеляться. Ну, можно в меру… иногда, чтобы расслабиться, так ну не то же, что вы пьёте… Денатурат не пробовал?
– И лучше проиграть, чем выиграть.
– Ну уж ты скажешь.
– Для души полезней. Победа мало чему учит, – говорю.
– А стеклоочиститель? – спрашивает Андрей.
– Другой купишь.
– А ты про чё?
– Про чё – про зонтик.
– Да, хорошо вчера вы с Димой, видно, посидели.
– Не только с Димой, – говорю.
– Уж кто бы в этом сомневался, – говорит Андрей. – Свинья друзей и грязь найдёт. Истомин, ты меня не удивляешь. Ладно, порода крепкая, а так давно бы уже спился.
Смотрит он, повернулся, на меня. Смеётся. Смотрю и я в глаза его чёрные, раскосые, непроницаемые, как антрацит, и представляется мне почему-то, будто в зрачках его мелькают циферки – как в калькуляторе – можно считать: во сколько обхожусь ему я, поминутно. Уезжать буду, думаю, взгляну, каким окажется итог.
Вот, думаю.
Подошли к его машине. «Жигули» какой-то модели, из последних; я в них путаюсь. Вишнёвая. Со спойлером. С другими наворотами. Словно в приветствии, давно не виделись как будто, выставил Андрей к ней руку с пультом, что в связке с ключами, – вякнула машина – будто поздоровалась – и подмигнула всеми фарами – отзывчивая.
– Рюкзак в багажник положи.
– А что в салоне не поместится?
– Воняет от него.
– Чем?
– Черемшой. Ты-то принюхался, тебе-то – как родное.
– И что?
– Привык жить, как в хлеву… Зачем мне это надо?.. Мало ли кто ко мне тут сядет. После тебя полгода не проветришь.
Положил я рюкзак в багажник. Наклонился над ним, над рюкзаком, носом потянул в себя – нормально вроде – запах Ялани и тайги – действительно, родное.
Сели в машину. Поехали.
Едем.
– Окно открою… Запотели… Любой гаишник остановит. Ну, ты… Истомин… надо ж так нажраться.
– Ничё, откупишься.