Для клана Поющих Клинков это оказалось нонсенсом — принять в свои ряды младенца. У них не принято было заводить семьи, все дети принимались в возрасте от пяти до семи лет. И, в основном они, были из бедных семей. Редко когда знать отдавала в их ряды своих сыновей, а для бедняков это становилось хорошим подспорьем. Клан щедро платил за ребёнка, конечно же, если тот им подходил.
А тут, в обход всем традициям, пришлось принять младенца. Нирайну никогда не рассказывали, что пришлось выдержать его приёмному отцу, чтобы отстоять это право. Но уже то, что Клин покинул ряды наёмников на пять лет позже, говорило о многом. Ниру тогда исполнилось десять лет, и он помнил какую боль испытал, когда мужчина уходил. Глава клана запретил им видеться, преподнеся юному ученику самый главный урок: пока его жизнь принадлежит клану, привязываться к кому-либо нельзя. Ведь ничего из этого хорошего не выйдет.
Нирайн честно продержался пять лет, стараясь не вспоминать своего отца. А потом, когда начал получать задания, всё же нашёл его. И первое, что испытал при виде поседевшего мужчины, была жгучая ревность и злоба. У Клина на руках сидели двое малышей — сын и дочка, а недалеко от них по хозяйству хлопотала невысокая пухленькая женщина. В тот момент юный наемник, лучший в своём выпуске, проклял и своё любопытство, и того, кто забыл о нём, счастливо живя с новой семьёй.
На три года он вычеркнул из своих мыслей приёмного отца. Брался за любые задания, только чтобы не думать… Не вспоминать. Вскоре глава стал поручать ему самые сложные заказы, оценив рвение и удачливость юноши. А слава о Сумраке начала молниеносно распространяться среди жителей Корна. И только когда в том королевстве, где поселился Клин, разразилась эпидемия Чёрной Смерти[8], Нирайн вновь оказался у его дома. Вернее, на его пепелище. Под раскидистым дубком, с которого он в прошлый раз следил за Клином, находились три могилы. Около самой большой из них, было вкопано древко, с привязанной к нему грязной зелёной тесёмкой.
В самый первый миг, когда Нирайн увидел эту тесьму, думал, сердце остановится от горя. А перед мысленным взором возникла картина одного разговора. В тот вечер Клин повязал на руку четырёхлетнему карапуза первую зелёную тесьму, сказав, что так Нирайн будет знать: о нём помнят и любят. В дальнейшем, если отцу приходилось надолго покидать клан, мальчику всегда присылали тесьму, как напоминание: он не один.
В тот день он просидел у могил до позднего вечера, пока к нему не подошёл один из выживших селян. Именно он рассказал, что дети Клина выжили, а в третьей могиле была похоронена младшая сестра его жены. Ночью, глядя на мирно посапывающих детей, Нирайн понял: он не сможет их бросить, оставив одних. С тех пор, каждый месяц тому селянину передавали деньги на содержание малышей. Сам Нир тоже иногда навещал их, но никогда не показывался, всегда хорошо прячась. Зато это давало ему уверенность, что за детьми хорошо следят и не обижают. Малыши всегда были чисто и опрятно одеты и совершенно не выглядели голодными. Впрочем, как и ещё пятеро детей в том доме, но до этого Ниру уже не было никакого дела. Если денег хватало на всех, значит, так тому и быть.