До того как он умер в прошлом году, он решил встретиться со мной в последний раз, и выглядел он при этом ужасно старым. Затем он написал мне письмо.
Это было самое тяжелое письмо из всех, которые мне когда-либо доводилось читать. В нем он объяснял, почему не приехал на свадьбу. Каялся во всем том, что сделал. Стыдил самого себя. Пытался как-то загладить свою вину.
Слишком поздно.
В конце концов мне все стало ясно. В конце концов я поняла саму себя. Свои собственные стереотипы. Поняла то, что я слышала и о чем размышляла в детстве, съеживаясь в полуночной темноте. Я отложила письмо в сторону. Поначалу я подумала, что, пожалуй, следует показать его матери, но, поскольку я не была уверена, что она сможет выдержать это, я предпочла положить его в ящик письменного стола и подождать подходящего времени. Это время так никогда и не наступило.
Они все еще оставались. Раны, нанесенные моим отцом. Во мне. Они остались навсегда.
* * *
После разговора с миссис Хендерсон, после того как я перестала плакать, я приняла душ и, взяв телефон, сделала звонок, насчет которого я терзалась сомнениями в течение некоторого времени. Я увидела себя в возрасте семнадцати лет, смеющейся, с Эмили, с такими же, как у нее, осветленными перекисью водорода волосами, в умышленно порванных джинсах, с длинными бусами. Я увидела себя танцующей и пьющей с нашими друзьями в местном пабе. Я тогда была счастлива. Более чем счастлива. Нельзя сказать, что абсолютно беззаботна, но близка к этому.
Я решила, что не буду и дальше оставаться жертвой. Я больше не хотела ею быть.
Одевшись, я высушила волосы. Мне нужно было как-то вернуть контроль над собой. Я подкрасила тушью ресницы и побрызгалась духами. Спустившись вниз и допив свой вчерашний кофе, я нашла «аварийную» водку, стоящую в глубине шкафчика для продуктов. Налила себе немножко и, выпив залпом, поставила рюмку вверх дном.
Больше я не буду наказывать себя.
В жизни мы всегда боремся с чем-то плохим и пытаемся быть хорошими, однако невозможно все и всегда делать исключительно правильно. Такова жизнь.
В дверь снова позвонили. На этот раз я знала, кто звонит.
8 часов вечера
Проснувшись в следующий раз, я обнаруживаю, что мы снова остановились, и я отчетливо ощущаю: что-то не так.
Сперва я думаю, что мы, слава богу, добрались до железнодорожного вокзала Ашфорда, и я ощупываю все вокруг себя, чтобы за что-то ухватиться и приподняться, пытаюсь увидеть где-нибудь поблизости источник света. Но мы находимся в темноте. Сол держит телефон прижатым к своему украшенному пирсингом уху. Другая рука – возле рта: он энергично грызет и без того уже изгрызенный ноготь большого пальца. Окошко с его стороны приоткрыто, и я слышу какой-то странный шелест. А еще я чувствую новый запах. У меня уходит пара минут на то, чтобы осознать: это запах моря.