Она поднимается и идет выпить большой стакан минеральной воды. Да, у нее появился в жизни интерес, и именно благодаря ему у нее слетела корка равнодушия, все годы служившая ей защитным коконом. А Глория впервые испытала сомнение. Ей, никогда не знавшей страдания, приходится впервые мучить себя вопросами, и когда! – за три месяца до своей окончательной победы над временем! Внезапно на Жюли накатывает нечто вроде озарения, словно в ней вдруг проснулся дар ясновидения, и она отчетливо представляет, как будут развиваться события, что и в какой последовательности ей нужно будет делать. Она чувствует в душе сладкую горечь, и тут же, словно отвечая ей, в боку начинает просыпаться знакомая боль. Нет, времени терять никак нельзя. Она принимает таблетку снотворного – паспорт, без которого не добраться до страны рассвета, – и сейчас же спокойно засыпает.
Ее будят крики стрижей. Половина девятого. Спешить вроде бы некуда, можно поваляться в постели, можно не спеша повозиться в ванной комнате, но ей не терпится узнать, как провела ночь Глория. Она окликает Клариссу.
– Как там Глория?
– Выпила немного чаю, – не поднимаясь, отвечает Кларисса.
– Как она тебя встретила?
– Не очень-то. Все ворчит. Спросила у меня, привезли ли мебель мадам Монтано.
– И что ты ей ответила?
– Что должны привезти сегодня утром.
– А ей-то что за дело?
– Она хочет, чтобы я походила вокруг ее дома. То же самое она попросила сделать своих подруг.
– Она просто помешалась, – говорит Жюли. – И что же, ее подружки собираются установить пост наблюдения за «Подсолнухами»? Это же смешно!
– Она и вас попросит о том же.
– Пойду к ней. Сама все узнаю.
Глория сидела на постели, вся какая-то изможденная и съежившаяся, похожая на жертву концлагеря – с такими же огромными пустыми глазами. Впрочем, она уже успела нацепить все свои кольца и браслеты.
– Садись, – тихо пригласила она. – Спасибо, что заходишь. Скоро ты будешь последняя.
– Последняя? С чего это вдруг?
– Потому что все они меня скоро бросят. Вчера вечером я тут повздорила с Памелой и с Мари Поль. Мне показалось несколько неуместным, что они здесь, у меня под носом, принялись обсуждать достоинства этой самой Монтано. Правду сказать, Мари Поль – такая дура… И Джина то, и Джина се… Говорят, у нее собрана целая коллекция мексиканских предметов искусства. Я ее просто выгнала. «Если вам так не терпится, ступайте поглазеть на ее грузчиков. Не стесняйтесь, суньте свой нос в „Подсолнухи“. Только я уверена, что женщина, всю жизнь колесившая по свету, как она, ни за что на свете не сумела бы создать себе уютный дом». Я уж думала, мы с ними разругаемся. Потом, правда, договорились, что все-таки любопытно поглядеть, что там творится. Они, наверно, установят там дежурство. Только я знаю, чем это кончится. Они напросятся на приглашение якобы для того, чтобы получше все рассмотреть. А меня бросят подыхать здесь одну.