Он встает, и Ромул тут же вскакивает.
– Нет, нет! – останавливает его Г. – Мы никуда не идем. Просто пытаемся все хорошенько обдумать. У мсье Луи целая банда наемников, деньги, покровители. Он намного сильнее нас. Но я никогда не говорил ему, что у меня есть это маленькое владение. Наш бункер. Он будет искать меня в Париже. А там никого! Да, да, знаю! Ты скажешь, что я его недооцениваю. Он явится сюда под любым предлогом, и я не сумею выстрелить первым! Согласись, это просто смешно. Каждый ищет другого вслепую, ибо я, со своей стороны, понятия не имею, как до него добраться. Так не лучше ли вместо того, чтобы пережевывать одно и то же, снова взяться за работу. И наконец замолчать. С тех пор как ты здесь, я говорю без остановки. Настоящий маразм. Ну да ладно, сынок, за дело!
В папке, помеченной «Собака», есть еще одно письмо. Оно написано рукой президента. В левом углу значится: «Юго-Западный цементный завод. Правление находится в Бордо, улица Жюдаик, 225. Тел. 88 84 01». И сверху второй адрес: «Жан Поль Ланглуа, Париж, 6-й округ, бульвар Сен-Жермен, 115. Тел. 42 63 06 82». Текст короткий, написан твердой рукой.
Мсье.
Недавно у вас была куплена очень красивая немецкая овчарка по кличке Ромул, дата рождения 20 мая 1987, регистрационный номер 422. Мне подарили собаку в надежде доставить удовольствие. А я человек старый и пока еще очень занятой! У меня нет времени надлежащим образом содержать этого пса. Короче, я хочу знать, не могли бы вы забрать его обратно, разумеется, с возмещением убытков, которые следует обсудить. Вот мой адрес на время отпуска: Шательгюйон, 63140, продолжение улицы Пюнет, вилла «Бирючины», Жан Поль Ланглуа.
Г долго кивает головой, почесываясь и раскачиваясь в задумчивости на стуле.
– Итак, – произносит он наконец, – тебя хотели выбросить на улицу. Ты тоже был обречен на бродяжничество. Что с тобой сталось бы?..
Посасывая трубку, Г продолжает тихим голосом, словно не хочет быть услышанным:
– Что станется с нами обоими?
Он кладет письмо туда, откуда взял его, и открывает папку с надписью «Переписка». В ней всего одно письмо, вернее, черновик письма, судя по помаркам.
Дорогой Поль.
Я остановился в Шательгюйоне, но, по правде говоря, мог бы остановиться в любом другом месте. От меня остался лишь старый, прогнивший, истлевший каркас, и не исключено, что я приму решение покончить со всем после того, как сведу кое-какие счеты. Ты и сам, я думаю, понимаешь, что у меня нет ни единого су! Завод перейдет в другие руки. У меня не осталось ни родных, ни близких, никого, кроме тебя, дорогой Поль, мой давний и неизменно снисходительный друг. Спасибо. Возможно, тебе покажется, что я поддаюсь усталости от бурно прожитой жизни, как принято говорить. Верно, я чувствую безмерную усталость. Но дело не в этом. Шантаж, длившийся так долго и в конце концов разоривший меня, – не единственная причина принятого решения. Не вдаваясь в подробности – по крайней мере, не сегодня, – скажу лишь одно: я самым гнусным образом оказался замешан в деле, все политические последствия которого поначалу не разглядел. А тут еще надо было такому случиться, чтобы Бернед погиб, тайно пробираясь в Испанию, и теперь, я чувствую, пойдет одно за другим: расследование, клеветнические обвинения, забастовка персонала – словом, состряпанная из ничего история, и за всем этим скандалом, как всегда, рука того, кто зовется мсье Луи, хотелось бы мне знать его покровителей наверху. Такого типа безжалостно уничтожают. Вот только где найти убийц? Тем не менее я терпеливо собирал досье на него с помощью одной женщины, которая долгое время была предана ему душой и телом (так же, как мне; впрочем, на этот счет я оставлю тебе подробное письмо с объяснениями). Если это досье попадет в руки честного судьи, при условии, что существует еще правосудие, с мсье Луи будет покончено…