– Можешь ты утихомириться, дуралей! Да, вид у тебя хитрющий! Не бойся, живот чесать не стану. Ну вот и все! Вставай! Пошли.
Это слово Ромул уже знает, точно так же, как и слова «гулять», «домой», «к столу», «косточка», «не трогай», «лежать». Они с Ромулом начинают понимать друг друга с полуслова, если смотрят прямо в глаза друг другу, и Г зачастую удивляется тому, что не может солгать Ромулу, сказать, например, «К столу», а самому сделать вид, будто собирается за порог. Все эти глупости наводят Г на мысли, выходящие за рамки привычных забот. И он старается избегать их. Ему было бы страшно открыть вдруг для себя такие вещи, как верность, бескорыстие, полная самоотдача, ведь за всю свою жизнь он никому ничего не давал. Но более всего Г поражает та быстрота, с какой этот пес сроднился с ним, проник в его плоть и кровь, словно они взаимно помогли друг другу по-новому взглянуть на мир. Давно ли они встретились? Впрочем, какое это имеет значение, истина, возможно, в том, что Г сам был когда-то овчаркой. Почему бы и нет? Ведь уверяла же его мать, которая по утрам и в особенности натощак ощущала себя ясновидящей, что в предыдущей жизни была фавориткой какого-то раджи. Г размышляет обо всем этом просто так, для забавы, приглаживая тем временем длинный белый волос родинки, столь элегантно украшающей уголок глаза его пса. Потом переходит к заботам о собственной персоне, гораздо менее значительной для него, чем Ромул. Легкие фланелевые брюки темного цвета (он всегда опасался ярких расцветок), серая рубашка, документы на имя Баллада в заднем кармане, вот вроде бы и все! Можно отправляться в Нант.
Г вынул из машины вещи, которые могли бы выдать его. И теперь автомобиль точно в таком виде, каким он взял его напрокат. Надо будет бросить машину на привокзальной стоянке, где служащие фирмы «Ави» в конце концов обнаружат ее. А возвращаясь на ферму, он украдет другую тачку. Тут нет проблем. Все в его руках, как во времена тех волшебных трюков, когда за три минуты приходилось выбираться из брошенного в воду ящика. И вот уже оба они перед отелем «Мэдисон», причем Ромул на коротком поводке. Г пытается оживить воспоминания о Патрисии былых времен. Красивая, спору нет! Своего рода Лоллобриджида, уверовавшая в собственную неотразимость и неколебимую власть над мужчинами, что придавало ей довольно смешной вид укротительницы. По правде говоря, Г не очень-то нравилось, когда его заставляли ходить по струнке! Однако за минувшие пятнадцать лет она, должно быть, сильно изменилась. И что же, оказалось, вовсе нет! Перед ним предстала все та же Патрисия, но только в обличье другой женщины. Сердце у него замерло на мгновение при виде нового образа, столкнувшегося с былым воспоминанием. Но еще меньше времени потребовалось на то, чтобы отметить оплывшее лицо, чересчур открытую грудь с бороздкой посредине, напоминающей ту, что прячется между ног, пятна пота на блузке, короткие обтягивающие брюки, не скрывающие наметившуюся сетку расширенных вен… «Не может быть! – проносится в голове у Г. – Да ей на все плевать. Видно, отвоевалась». Патрисия сидела в салоне перед зеленым напитком. Но тут же встала. Сверкающие штучки поблескивают в ушах, на шее и пальцах. По привычке к кокетству она взбивает волосы, ставшие теперь белокурыми.