О, если бы она могла иметь ребенка безупречного происхождения! Ей ничего не оставалось, как посмеяться над собой; и все равно она чувствовала, что еще не все потеряно в этой жизни.
Она легко касалась своей кисточкой тонкого кусочка золотого листа, когда услышала какой-то звук позади себя на лестнице, сделанной из бронзы и камня Каэн. Она резко повернулась. На лестнице стоял — не Дженни Элман, не призрак Джона Старра Уинфилда, а живой мужчина. У него были сонные глаза, взъерошенные темно-русые волосы и на нем был короткий махровый халат. Он не был напуган и не был призраком.
— Надеюсь, я не напугал вас, — чуть улыбаясь, сказал он. Он медленно приближался к ней, и она смогла увидеть его высокие скулы и ярко-голубые глаза. — Я все время спрашивал, кто та леди, которая убирает здесь. Все-таки я знал, что это — леди. — Он протянул свою руку. — Я — Кристофер Марлоу. Могу я узнать, кто вы?
После первой встречи с Крисом Марлоу Джесика много раз думала о том, что он, наверное, считает ее сумасшедшей; кто еще может приходить сюда все это время: убирать, чистить щеткой, вытирать пыль, подтирать, полировать, работать с картинами, обрабатывать рамки картины и зеркала, чинить тонкие разрезы на шелковых драпировках, мыть, отбеливать, крахмалить, гладить кружевные кухонные и буфетные занавески. Но он, во всяком случае, не осуждал ее, и, казалось, принимал как должное все, что озадачило и обеспокоило бы обычного человека.
Он рассказал ей о себе. Он преподавал историю в университете в Стэнфорде; и в розовом дворце не был 23 года — с тех пор, как ему исполнилось 9 лет, после чего он уехал с матерью в Европу и возвратился в Соединенные Штаты уже в 18 лет, чтобы поступить в Стэнфорд. Его мать умерла в Швейцарии, и теперь, получив отпуск в университете, он собирается посвятить это время реставрации своего дома собственными силами.
— Любимое дело, — сказал он, криво улыбаясь, — возвращать вещи к жизни. — Естественно, затем он собирался его продать.
Продать дом, ее дом? Джесика была встревожена, даже напугана. Что же она будет делать, когда у нее не станет этого дома? Потом она подумала, возможно, он этого не сделает. Возможно, он изменит свое мнение, когда дом будет полностью восстановлен и станет просто великолепным. Возможно, она сможет помочь ему изменить свое решение.
— Может, вы измените свое мнение и оставите дом?
Она не смогла ничего прочесть в его глазах: высокие скулы превратили их в длинные узкие щели.
— Будучи историком, я научился одной вещи, — сказал он ей. — Бывают времена, когда нужно закрыть книгу прошлого, чтобы вступить в будущее с ясной и чистой перспективой. На самом деле мне не легко находиться здесь. Здесь столько всего произошло — вещи, которые мне просто тяжело видеть. Вещи, которые я не понимал.