Ни одного даже малейшего проявления близости не разрешалось и на удобных, ядовито-зеленых диванах в вестибюле общежития. Там можно было только разговаривать с друзьями мужского пола, заниматься или даже играть в карты на одном из столиков для бриджа, расставленных вокруг. Но не разрешались никакие объятия, кроме пожатия рук, хотя, я думаю, никого не волновало, держался ли кто-нибудь только за руки. Не было никаких поцелуев, не говоря уж о чем-то большем. На доске объявлений висело грозное предостережение, что в случае нарушения правил будут применяться строгие дисциплинарные наказания. Меня несколько раз брали на поруки после того, как обнаруживали, что губы Джейсона были прижаты к моим, его язык находился у меня во рту, а его рука подозрительно размещалась на моем свитере; причем однажды другая рука была даже под свитером.
Комната Джейсона была для нас также недосягаема. Он жил в университетском пансионе, куда девушки не допускались. (Дежурная пропускала только парней-студентов, поскольку с девушками было слишком много проблем. Им требовалось много горячей воды, их длинные волосы забивали сливные трубы). В том пансионе не было даже гостиной, и у Джейсона не было машины. Единственным местом, где мы могли уединиться, был кинотеатр. Там нам частенько удавалось добиться первого успеха, случайно даже второго, редко третьего, но никогда, никогда не доводить дело до конца.
Когда я, совершенно разбитая и измученная, однажды пожаловалась Сесиллии, она протяжно проговорила:
— Бедненькая. Он приносит ей кукурузу, когда она страстно желает орехов!
Я обиженно заявила, что она вульгарна. На самом деле Сесиллия совсем не сочувствовала мне. Она была сторонницей невинности, но отнюдь не по обычным моральным причинам. Как она заявила в первую же неделю нашего знакомства, она не считала, что девушка должна просто так лишаться невинности, она должна сохранить это богатство до определенного дождливого дня, когда сможет отдать его за высочайшую цену… может быть, такую, как солнце, луну, звезды или даже за всю галактику.
Конечно, в нашем распоряжении была еще территория колледжа, трава и кусты, за которые можно спрятаться, если позволяла погода. Отчаянно моля об осуществлении брачных отношений, я настаивала:
— Мы могли бы ночью, в кустах… ты понимаешь. Все так делают!
— Нет. Кэтти, нет, только не в первый раз. Первая ночь должны быть прекрасной.
— Она будет такой, Джейсон. Мы сделаем ее прекрасной.
— Нет, Кэтти, ты достойна самого лучшего.
Очевидным выходом из положения оставался, конечно, мотель, но мне пришлось долго уговаривать Джейсона.