Мне было грустно расставаться с Джесикой. Я очень полюбила калифорнийскую девушку и мне будет недоставать ее. Сесиллия же никак не могла понять нежелание Джесики вернуться на землю кинозвезд, солнечного света и надежд, в то место, где ее семья была столь известна.
— У тебя, должно быть, на самом деле крыша поехала, — констатировала она, и я затрясла головой от ее нечувствительности.
Джесика даже не пыталась объяснить своим подругам, что Лос-Анджелес означал для нее только две вещи: место, где правила ее мать — мать, которую она все еще побаивалась, и город, населенный ужасными иностранцами и незнакомцами.
Однажды, в пятницу, когда Джесика училась во втором классе школы мисс Дэки, ей было разрешено взять в школу ее любимую книжку о Микки Маусе в качестве поощрения за одни пятерки в дневнике. Очень гордясь своим сокровищем, она на перемену вынесла ее во двор. Когда девочки гурьбой вернулись в школу, Джесика неожиданно обнаружила, что оставила книжечку на улице. Незаметно от учительницы, мисс МакДональд, она выбежала во двор поискать книжку. Было бы ужасно, если бы она вернулась домой без нее. Мать пришла бы в бешенство от неаккуратности и беспечности Джесики.
Она вспомнила, что положила книжку под одну из пальм в дальнем углу школьного двора, пока прыгала через веревочку. Прибежав туда, она увидела странного старика в грязной одежде.
— Привет, сестренка, подойди сюда, — позвал он.
— Здравствуйте, сэр. Я ищу мою красную книжечку о Микки Маусе. Вы ее не видели?
Человек оглянулся вокруг. Затем указал под дерево.
— А это не она? Да-а-а, это она!
— О, да, точно она! — с облегчением закричала Джесика. — Большое спасибо.
Она побежала, чтобы забрать ее. Как только она взяла книгу, человек вынул из своих штанов нечто странное, непонятное и красное.
— Хочешь пятицентовик, сестренка?
— О нет, сэр. — Ее учили не брать деньги у чужих.
— Хочешь быть хорошей девочкой? — спросил он.
— Да, сэр. Я и есть хорошая девочка.
Она уставилась на странный красный предмет, торчащий из его штанов.
— Тогда ты должна поцеловать моего обжору.
Он покачал красным предметом.
Джесика засмеялась. «Обжора» показался ей смешным.
— Он болит и, если ты поцелуешь его, ему станет лучше. Ну, давай, — настаивал он уже более громко. — Только возьми его в рот. Ну, давай, давай!
Она колебалась. Ее маме не нравились люди, одетые в старую, грязную одежду. Она сомневалась, понравится ли ее маме, что она вообще разговаривала с этим человеком.
— Поторопись! — сказал человек. — Поторопись, или я скажу твоим учителям, что ты была плохой девочкой… и не слушалась старших…