-- Куда вы вчера пропали? -- вскричал он, едва Вальдштейн успел затворить за собой дверь. -- Вы не ночевали дома? Кто предупредил вас?!
-- Предупредил? О чем? -- удивился Вальдштейн. Лейнитцер прижал ладони к лицу и начал всхлипывать.
-- Они арестовали его! -- скулил он. -- Вы слышите? Они его арестовали! Я ждал вас два часа, но вас все не было, и я пошел доложить патрону, а когда добрался до места, дом был уже оцеплен и Барвициуса в цепях, со скованными за спиной руками, выводили на улицу.
-- Барвициуса? А кто это такой? -- без особого участия спросил Вальдштейн.
-- Патрон! -- простонал Лейнитцер. -- И он предвидел это. Да, он предвидел это, а я-то, дурак, еще не хотел его слушать. Что же теперь с ним будет? Тюрьма, цепи, виселица или галеры... А я? Что теперь делать мне? Где теперь Франция, где Нидерланды?..
Он злобно взглянул на Вальдштейна и крикнул:
-- Надо иметь сердце из камня или из железа, чтобы слушать такое без сострадания!
-- Ну, мне-то до этого нет никакого дела, -- отрезал Вальдштейн.
-- Но вы что-то подозревали, -- сказал Лейнитцер, -- потому и провели ночь вне дома. И, конечно, правильно сделали -- ведь за мной наверняка следили и видели, как я несколько раз приходил к вам. Я ударяюсь в бега, мне теперь нельзя показываться в Праге, да и вам советую найти себе новую квартиру.
-- Я это уже сделал, -- ответил Вальдштейн.
В тот же день Иоганн Кеплер получил от графа Альбрехта Венцеля Эусебия фон Вальдштейна письмо, в котором тот выражал "всяческую благодарность за полученную высокополезную информацию". Далее в письме говорилось, что Венера поистине правила в минувшую ночь в доме Большой Медведицы, так как он, "ваш покорнейший нижеподписавшийся", в эту ночь получил от нее величайшую милость.
К письму был приложен увесистый кошелек с пятью золотыми венгерскими дукатами.
Иоганн Кеплер взял кошелек и прошел в комнату, где лежала сто больная жена. Он присел на край кровати, налил ложечку лекарства и вытер ей со лба капли пота.
-- Ты помнишь, -- сказал он, -- как я говорил тебе, что астрология, которую так почитают многие невежды, в сущности является глупой и распутной дочкой благородной науки о звездах. Я ее терпеть не могу, но, как многие заблудшие дети, она кормит за счет своих прелестей бедную мать, о которой никто и знать не хочет...
И он высыпал пять золотых дукатов на постель больной.
-- Собака, которая вовремя залаяла, и петух, который кстати запел, положили начало счастью Валленштейна, -- сказал мой домашний учитель, студент медицины Якоб Мейзл, когда в один дождливый и туманный денек закончил излагать историю графа Валленштейна, которую он мне рассказывал вместо того, чтобы посвящать в тайны синусов и косинусов. -- Об этом ты, конечно, не слыхал в своей гимназии, там ведь интересуются одной хронологией. Упаси меня боже сказать о нем плохо, но этот Валленштейн был отлично расчетлив, что на войне, что в любви, и потому я сильно сомневаюсь, что в ту ночь домом Большой Медведицы правила одна лишь Венера. Вспомни: в самом начале я говорил тебе, что Лукреция Ландек была одной из богатейших особ в богемском королевстве. Она рано умерла от родов, и ее богатство позволило Валленштейну сформировать два драгунских полка и привести их на службу королю, когда случилась война с Венецией. И это было началом его стремительной карьеры, которой много лет спустя положил конец удар алебарды капитана Бутлера в замке Эгер...