Он был сыном рабыни и, несмотря на высокий чин командира гвардии Альфреда, в присутствии Этельфлэд был полон благоговения.
— Но король хочет, чтобы его люди поскорее вернулись, господин, — сказал Стеапа, взглянув на меня, — просто на тот случай, если проснутся нортумбрийские датчане.
— Тогда заканчивай свой завтрак, — сказал я, — а потом скачи обратно к Эдуарду. Скажи ему, чтобы он не входил в город.
Я не хотел, чтобы армия восточных саксов очутилась в Лундене со здешними искушениями в виде таверн и шлюх.
— Он должен обогнуть город с севера, — приказал я, — а потом двигаться дальше на восток.
Стеапа нахмурился.
— Он ожидал найти здесь припасы.
Я посмотрел на епископа Эркенвальда.
— Ты пошлешь армии еду и эль. Гарнизон Веостана обеспечит все это эскортом.
Епископ, оскорбленный моим властным тоном, заколебался, потом кивнул. Он знал, что теперь я говорю, имея полномочия от Альфреда.
— Куда мне послать припасы? — спросил он.
— Ты помнишь Тунреслим? — обратился я к Стеапе.
— Старый дом на холме, господин?
— Эдуард встретится со мной там. И ты тоже.
Я снова посмотрел на епископа.
— Пошли припасы туда.
— В Тунреслим? — подозрительно переспросил епископ Эркенвальд, чуя еще больше греха, потому что от названия разило язычеством.
— В Могилу Тора, — подтвердил я, — это недалеко от Бемфлеота.
Епископ перекрестился, но не осмелился протестовать.
— Ты и сотня человек отправитесь со мной, — сказал я Веостану.
— Мне приказано защищать Лунден, — нерешительно проговорил он.
— Если мы будем в Бемфлеоте, никакие датчане не станут угрожать Лундену, — ответил я. — Мы выступаем через два часа.
На сборы ушло четыре часа, но вместе с мерсийцами Элфволда, восточными саксами Веостана и моими людьми у нас набралось больше четырехсот всадников, которые под стук копыт выехали через восточные ворота города. Я оставил своих детей на попечение слуг Этельфлэд. Сама Этельфлэд настояла на том, чтобы поехать с нами. Я с ней спорил, говоря, что госпожа не должна рисковать жизнью, но она отказалась остаться в Лундене.
— Разве ты не дал клятву служить мне? — спросила Этельфлэд.
— Да, что делает меня еще бо́льшим дураком.
— Тогда приказы отдаю я, — улыбаясь, сказала она.
— Да, моя уточка, — ответил я и получил удар по руке.
Вскоре после женитьбы на Этельфлэд Этельред стал называть ее «моя уточка», и это изъявление нежности раздражало ее.
Теперь она ехала под моим знаменем с волчьей головой, Веостан распустил по ветру дракона восточных саксов, в то время как на длинном флаге мерсийцев Элфволда изображался христианский крест.