Этельфлэд присоединилась ко мне на укреплениях. Сперва она ничего не говорила, но, не заботясь о том, кто за нами наблюдает, просто обхватила меня руками. Мой помятый щит, все еще висевший на моей левой руке, прикрыл Этельфлэд, когда я притянул ее ближе.
— Я думала, ты погиб, — спустя некоторое время проговорила Этельфлэд.
— Кто тебе такое сказал?
— Никто, — ответила она. — Я наблюдала.
— Наблюдала? Откуда?
— С края лагеря, — спокойно проговорила она.
— Ты с ума сошла? — сердито спросил я и оттолкнул ее, чтобы на нее посмотреть. — Ты хотела, чтобы датчане захватили тебя в плен?
— У тебя все лицо в крови, — сказала Этельфлэд, прикоснувшись пальцем к моей щеке. — Она высохла. Все было плохо?
— Да, но это будет куда хуже, — отозвался я, кивнув на новую крепость.
Твердыня стояла у подножия холма, там, где крутой поросший травой откос переходил в более покатый склон, кончавшийся у низкого длинного пригорка — извиваясь, тот убегал в болота рядом с ручьем. Приближался отлив, и я видел путаницу илистых отмелей там, где ручей исчезал в болоте. Я видел, что Хэстен построил свою новую крепость на этом последнем выступе твердой земли, а потом выкопал глубокий ров, чтобы защитить восточную стену от атаки в лоб. Он превратил крепость в остров. Ее длина трижды превышала ее ширину.
Южные укрепления тянулись вдоль ручья, их защищала его глубокая вода; западные и северные стены выходили на затопляемые в прилив бухточки и бесконечные терзаемые приливом болота. Обращенный же к нам восточный палисад с главными воротами находился под защитой недавно выкопанного рва. Через ров был перекинут деревянный мост, но сейчас, когда последние беглецы благополучно через него перебрались, люди разбирали его и несли широкие доски обратно в крепость. Некоторые работали, стоя в воде, которая посередине рва доходила им только до пояса.
Итак, ров можно было пересечь во время отлива, хотя это служило невеликим утешением, потому что разница между приливом и отливом здесь была по крайней мере в два роста высокого человека — значит, в те часы, когда ров можно перейти вброд, его дальняя сторона превращается в крутой склон, покрытый липкой грязью.
Внутри крепости было полно строений, некоторые имели крыши из досок, другие — из парусины, но не из тростника: Хэстен позаботился о том, чтобы его твердыню не подожгли горящие стрелы. Я догадывался, что многие балки и столбы этих домов взяты из разоренной и сожженной деревни, чьи руины лежали к востоку от новой крепости, где нижняя часть склона холма была шире всего.