— Господин, — проговорил он, — скажи мне, скажи, что это неправда.
— Это правда, отец.
— Всеблагой Господь!
Он покачал головой и перекрестился.
— Я буду молиться за ее душу, господин. Я буду молиться за ее душу еженощно, господин, и за твоих дорогих детей.
Он замолк под моим зловещим взглядом, но потом нетерпение взяло верх.
— Такие новости, господин! — воскликнул он. — У меня такие новости!
Приведенный в отчаяние выражением моего лица, он повернулся, чтобы поднять мешок со своими жалкими пожитками, который швырнули с «Дракона-Мореплавателя».
— Какие новости? — спросил я.
— Ярл Хэстен, господин, — горячо проговорил Виллибальд. — Он требует, чтобы его жена и два его сына крестились, господин!
Он улыбнулся, как будто ожидал, что я разделю его радость.
— Он этого хочет? — удивленно спросил я.
— Он добивается крещения своей семьи! Я написал для него письмо, адресованное нашему королю! Похоже, наши проповеди приносят свои плоды, господин. Жена ярла, Господи благослови ее душу, узрела свет! Она жаждет спасения, которое предлагает наш Бог! Она наконец-то полюбила нашего Спасителя, господин, и ее муж одобрил ее обращение.
Я молча смотрел на отца Виллибальда, нарушая его веселье угрюмым выражением лица, но священника нелегко было обескуражить. В нем вновь забурлил энтузиазм.
— Разве ты не видишь, господин? — спросил он. — Если она обратится, он последует за ней! Так часто бывает, господин, что сперва жена находит спасение, а когда жены указывают путь, за ними следуют мужья!
— Он усыпляет наши подозрения, отец, — сказал я.
«Дракон-Мореплаватель» уже присоединился к флоту, неуклонно двигавшемуся на север.
— Ярл — растревоженная душа, он часто говорил со мной.
Священник воздел руки к небу, где били крыльями мириады водяных птиц.
— На небесах ликуют, господин, когда всего один грешник раскаивается. А он так близок к спасению! А когда обращается в истинную веру вождь, господин, его люди следуют за ним ко Христу.
— Вождь? — глумливо улыбнулся я. — Хэстен всего лишь эрслинг. Он — дерьмо. И он не растревожен, отец, его тревожит только собственная жадность. Нам еще придется его убить.
Виллибальда привел в отчаяние мой цинизм. Он отошел и сел рядом с моим сыном. Я наблюдал, как они разговаривают, и гадал, почему Утред никогда не рвется беседовать со мной, хотя, похоже, его заворожил Виллибальд.
— Надеюсь, ты не отравляешь мальчишке мозги, — окликнул я.
— Мы говорим о птицах, господин, — живо ответил Виллибальд, — и о том, куда они улетают на зиму.
— Куда же они улетают?
— За море? — предположил Виллибальд.