— Куда он подался?
— Мати отрядила паробка к Святославу, — ответил тот.
— Проскочит?
— Должон. Вишь, малый-то ловкий, из обученных парубков Гуды, охранника Ольги-заступницы. А ты сам-то откудова будешь, не из немцев ли? Да и дружка твоя на наших девок несхожая.
Улеб пояснил погромче, чтобы расслышали в толчее и другие, косившиеся с подозрением:
— То одёжка на мне норманнская, довелось у них побывать не по собственному хотению. Сам я русский человек. Из уличей. А дева моя, верно, из греков, она душой с нами.
За годы странствий Твёрдой Руке не раз приходилось участвовать в битвах больших и малых. На суше, на море. Однако никогда ещё не испытывал он участи осаждённого.
В былых рассказах искушённых греков расписывались не столько шедшие на смерть или защищавшие жизнь люди, сколько чудовищные боевые машины: всевозможные тараны на колёсах, гигантские катапульты, метавшие тяжёлые ядра и каменные глыбы, способные разрушать любые твердыни, колоссальные передвижные башни с трубами, изрыгавшими огонь, и множество других сокрушающих сооружений.
Ничего подобного не было у печенегов.
Много дней кряду лавина за лавиной с громкими, дикими воплями накатывались они на столицу россов и вновь откатывались от неприступных её стен, оставляя убитых и раненых под градом сыпавшихся камней и брёвен.
Уже выступили деревянные срубы, на которых держался соп. Так часто набрасывались враги на него, на вал, что земля и калёная глина осыпались. Трупы скатывались по истерзанной насыпи в ров, и вся гробля наполнилась ими до краёв.
Снова и снова гнал Куря огузов на приступ. Его шатёр стоял в безопасном отдалении, на песчаном бугорке за болотом, через которое протянулась узкая гать. Зоркий глаз мог рассмотреть Чёрного рядом с каганским бунчуком, развевавшимся на длинном шесте.
Обороной руководил престарелый воевода Гуда. Он служил ещё покойному князю Игорю. Когда-то, давным-давно, Игорь, сын Рюрика, посылал его, Гуду, сватать Ольгу в Плескове. С той поры и остался Гуда при княгине.
Телом он дряхлый, умом же хоть куда. Расставил немногих своих ратников на помостах за заборолами, придал им всех мужчин, кто способен держать оружие, — вот и отражали нападения.
Одни ворота Киева выходили на север, другие, Лядские, на юг, а третьи, Золотые, на запад. Крепкие ворота. Башни-вежи по бокам выставлены за линию стены, позволяли осаждённым обстреливать недруга с флангов.
Но были ещё одни. Ложные. Они вели в ловушку, что называлась в просторечье «захап». Вот у этих-то ложных ворот и орудовал Улеб с горсткой храбрецов.