— С ними пленники, вот и поспешил сообщить, — оправдывался дозорный.
— Пленники, говоришь… Это меняет дело. — Твёрдая Рука вышел на просеку, где сгрудились воины, ожидая его приказа. — Братья, мы с Метким Лучником отлучимся ненадолго, вы же будьте готовы к возможной перемене стоянки.
Велко уже отвязал коней. Вскочив в сёдла, оба скрылись в густых зарослях и через несколько минут выбрались из прохладной тени на большую дорогу.
Над неровной щетиной леса поднималось палящее византийское солнце. Оно било в глаза, слепило, и от яркого встречного его света лес по обе стороны дороги казался плоским и серым.
По дороге двигалась процессия.
Впереди, опустив поводья, изредка подбадривая коня похлопыванием по холке, ехал шагом уже пожилой, но ещё сохранивший горделивую осанку воина господин. Ехал он налегке, оружие лежало среди тюков и бочонков в скрипучей повозке, которую тащили два запряжённых мула.
Сзади господина ехали слуги. Четверо вооружённых копьями и саблями латинян-наёмников.
Когда под колеса повозки попадала ветка или камень, погонщик вздрагивал, косился по сторонам, шевелил палкой, которой, судя по всему, мулы не боялись, и, мельком оглянувшись на бредущих сзади невольников, снова погружался в дремоту.
Невольники представляли собой жалкое, гнетущее зрелище. Оба, видно, уже смирились с горькой своей участью, уныло ступали босыми окровавленными ногами по неровному грунту усеянной щепками и обломками ветвей лесной дороги. Грязные лохмотья едва прикрывали измождённые, истерзанные ранами и ссадинами тела. Вытянутые вперёд руки туго стягивали верёвки, кожа стёрлась под узлами, кисти кровоточили. Однако на их отрешённых лицах не отражалась физическая боль, они, казалось, уже не способны были ощущать собственные страдания.
Солнце припекало всё сильнее, поднимаясь выше и выше в безоблачном белёсом небе. Низко парили птицы у края леса, где витало зыбкое марево над болотцем, за которым начиналась равнина, а дальше, если взобраться на самый высокий из холмов, опоясывающих равнину, можно уже различить дымы и отблески куполов Адрианополя, раскинувшегося вокруг места слияния двух рек.
Когда кавалькада приблизилась к месту, откуда наблюдали за ней Улеб и Велко, на расстояние примерно в две стадии, они открыто выехали на средину дороги и застыли, как изваяния, внезапно выросшие на пути.
— Увидели нас, — молвил Улеб, — остановились.
— Снова двинулись, — немного погодя заметил Велко. — Похоже, что пленники-то из наших.
— Да, — произнёс Твёрдая Рука. Он извлёк из-за пояса платок, подарок Кифы, повязал им нижнюю часть лица. — Укройся в тени и держи их на острие стрелы.