Невольников с выбритыми наполовину головами расковали и, притихших, сгрудившихся, повели наверх, к сходням, упиравшимся в грязно-жёлтый песок бухты, что распростёрлась у подножия возвышенного полуострова, на котором раскинулась столица Византии.
Невиданное зрелище открылось глазам Улеба. Его поразило бесчисленное множество самых различных кораблей и лодок под знаками разных стран и народов.
Весь огромный и широкий овал берега кишел пёстрыми толпами. Такое скопление народа впервые встречалось Улебу, выросшему в лесной тиши.
Хрипы, мычание, ржание тягловых животных, крики чаек, низко паривших над замусоренной водой, скрип повозок, разноязыкие голоса мужчин и женщин, блеск и великолепие одних и убогая нищета других — всё смешалось в этом столпотворении.
Устремив взгляд поверх портового хаоса, Улеб различил вдалеке мрачные очертания крепости. Толстые и высокие каменные её стены казались продолжением серого скалистого отвеса, нависшего над водой. Десятки массивных башен, сложенных из отёсанных гранитных глыб, венчали обращённую к морю стену и те, что тянулись к самому городу, растворившемуся в дымке. За стенами громадной крепости, выглядывая, словно из засады, возвышались базилики храмов, золотистые купола, железные углы крыш многоэтажных сооружений.
— Твердыня, — услышал Улеб шёпот приятеля. — Крепость власти.
— Всё у них рублено, тёсано, — растерянно проговорил Улеб, — всё обстругано, даже деревья…
— То кипарисы, — пояснил Велко, — такими растут.
Богатая земля ромеев, величественна и самодовольна столица, раскинувшаяся под сенью столбов Европы и Азии, возведённых ею же, и горда она обоими этими каменными столбами, обрамленными рощей вечнозелёных дубов, символами Священной Владычицы на меже двух частей света.
Улеб и Велко понуро стояли вместе с остальными невольниками у борта, оглядываясь на хеландию и второй торговый корабль, которые причалили поодаль.
Оплиты во всём блеске своего снаряжения и выучки двумя колоннами шествовали по бокам человека, купившего Улеба у печенегов. Юноша узнал Калокира ещё издали. Рядом с динатом семенил Сарам. Оплиты щитами оттесняли толпу, прокладывая путь своему господину.
Часть солдат, повинуясь приказу, окружила невольников и повела юс по направлению к городу, часть ушла с командиром. Калокир и Сарам замешкались на берегу.
Улеб брёл рядом с Велко, не поднимая глаз на разодетых в шелка встречных горожан, стыдясь своей наготы, своего опалённого солнцем, обветренного, изъеденного морской солью тела, смущаясь жалких лоскутов, оставшихся от штанов, едва прикрывавших бёдра, страдая от выставленной напоказ своей выбритой наполовину головы, вновь кляня тех, кто лишил его родины, отчего дома, сестры, коня, кто обрёк его на позорище перед глазеющими девами и мужами чужеземного города, по мостовым которого он неуверенно шагал отвыкшими от тверди ногами.