Скрипнули циновки. В проёме двери возникла – как всегда, неслышно – сухонькая согбенная фигура. Дядюшка Ляо мелко семенил, опираясь на толстую лакированную трость работы бейджинских мастеров. Этой трости, как рассказывали, больше трёхсот лет. В квартале поговаривали, что в ней скрыт особый, гибкий, тонкий, как полоса рисовой бумаги, и острый, как японский меч, клинок. Об этом Чань Ли предпочитал не задумываться – не его ума дело. Всякий должен знать своё место, и только тогда можно жить в мире и спокойствии.
– Разносчик Чань Ли? – голос хозяина дома сух и рассыпчат, как песок на морском берегу. – Проходи, присаживайся.
Чань Ли благодарно склонился, сложив руки перед лицом, и замер. В дом не вошёл – приглашение было всего лишь знаком вежливости, не более. Чань Ли знал своё место.
– С чем ты пришёл, разносчик Чань Ли? – песчинки снова просыпались на укрытый циновками пол.
Чань Ли слегка разогнулся и протянул дядюшке Ляо небольшую тёмно-жёлтую монету. Золото? Нет, это дядюшка Ляо понял сразу – догадался Чань Ли. Конечно, лицо старика ничего не отразило, но вот лёгкий наклон головы… Не золото, что и говорить.
– Вот, это мне дал вчера вечером торговец рыбой Ван Люй. Он заплатил за рисовые колобки, заказанные на день рождения его жены. Мы с домашними всю ночь готовили рисовые колобки, не спали, но успели в срок. Вы ведь знаете, дядюшка Ляо, у меня самые вкусные рисовые колобки в квартале!
Дядюшка Ляо степенно кивнул.
– Рыбник Ван Люй заплатил мне русской медной монетой – тридцать семь копеек, как договаривались. Но среди монет оказалась вот эта. Я не заметил, потому что давно знаю Ван Люя – он честный человек и никогда не платил мне негодной монетой.
– Почему ты считаешь эту монету негодной? – прошелестели песчинки.
– Я не считаю! – поспешно отозвался Чань Ли. – Кто я такой, чтобы считать? Я всего лишь пеку рисовые колобки, а на свете так много самых разных монет!
Дядюшка Ляо снова кивнул, соглашаясь. Воодушевлённый разносчик продолжал:
– Дома я пригляделся повнимательнее и увидел, что надпись на монете какая-то странная. Вот смотрите, уважаемый Ляо, – и выложил на ладонь другую монетку. Грубой работы, густо-медного цвета, с когда-то выступавшими, а теперь почти сточенными от долгого употребления кромками. Надпись гласила: 1/2 копѣйки. Ниже цифры – «1870» – и нечитаемые буковки под ними. Разносчик подождал, затем перевернул полушку. Императорская корона, а под ней – замысловатый, наполовину стёртый сотнями пальцев вензель «А II».
– Видите, дядюшка Ляо? А монета рыбника совсем другая – и вензель не такой, и знаки другие! А без неё в плате, которую отдал мне Ван Люй, недостаёт целого алтына! Три копейки – это немалые деньги, для такого бедняка, как я!