Кирилл поморщился. Ему было неловко за Элю и очень ее жалко. Жена перевела дух.
– Вот ты подумай, – сказала она, – и увидишь, что я права. И Галя рада будет. Она на эту половину теперь и не рассчитывает.
– Я ей уже сказал, что отдам все.
– И она согласилась!
– Н-не совсем. Но я ее уговорю, – решительно заявил Кирилл.
– Ты сумасшедший, – ужаснулась жена. – Твоя мать хотела другого! – Она зарыдала, сквозь слезы продолжая выхлипывать свои аргументы и соображения. – У нас ведь… тоже дети, они же растут, сколько всего нужно… а ты… Мать тебе добра хотела… думаешь, ей бы это понравилось?.. Что ж она, по-твоему… слабоумная была… да? Не ведала, что творила, по-твоему?..
– Элечка, ну Эль, – пытался успокоить жену Кирилл, – да забудь ты про это наследство, жили ж без него, и совсем неплохо жили, ну милая, ну не плачь…
– Да-а, не плачь… Мама нам добра хотела…
– Вот именно! – закивал он, вытирая ей слезы платком. – А если я поступлю как-то иначе, мне будет очень плохо. Не могла же моя мама желать, чтобы из-за ее наследства мне стало плохо! Элька, ну забудь ты об этом, как будто ничего и не было…
Но жену переубедить не получалось. Поступок Кирилла, казавшийся ей таким странным и эгоистичным, словно вдруг разрушил в ней какие-то глобальные представления о жизни. Если до этого случая она считала себя счастливой женой, защищенной от любой враждебности мира семейной крепостью, то теперь испытала внятное чувство неустойчивости собственного положения.
По прошествии полугода со дня смерти матери Кирилл вступил в права наследства со всеми вытекающими из этого расходами, сдал квартиру и открыл сестре счет в банке, куда ежемесячно должны были перечисляться деньги от квартиросъемщиков. С Элей, конечно, помирились, но она изменилась, стала как-то суше и самостоятельнее. Жизнерадостности в ней поубавилось, зато проявилась раздражительность и какая-то житейская женская цепкость.
Время шло, и многое менялось – но только не Кирилл. Как ни был он привязан к жене и детям, а видели они его дома по-прежнему куда реже, чем коллеги из лаборатории в институте. Сын и дочь скучали, Эля сердилась. С тех пор как они разошлись во мнениях о завещанной квартире, многие мелочи, на которые прежде она не обращала внимания, стали вызывать ее раздражение. Он замечал это и ждал, когда обида за передаренное наследство наконец утихнет. Но у Эли, похоже, уже вошло в привычку придираться по пустякам, провоцируя ссору.
– Ты, наверное, думаешь, что образование для дошкольников у нас бесплатное, мой бедный рассеянный муж, – начинала она делано невинным тоном. – И тебе, вероятно, кажется, что цены на детские вещички по-прежнему копеечные, прямо как в