А Эля теряла терпение, болезненно реагируя на его уклончивость.
– Кира, – жалобно просила упиравшегося мужа, – подумай о детях. Здесь ни стабильности, ни безопасности.
– Да-а, – соглашался он рассеянно.
– Что да?
– Ни стабильности, ни безопасности, – вздыхал Кирилл. – Там тоже свои сложности, не думай, что в рай зовут.
– Я согласна на их сложности! – нервно вскрикивала жена. – Я от наших устала! Не понимаю, что тебя здесь удерживает. Что?
– А по-твоему, нечему? – улыбался он, не желая обострять ситуацию. – У меня тут вся жизнь… родные, друзья…
– Будем приезжать, – хватала его за руку жена. – Теперь это не трудно.
– Сама-то не боишься? Языка ведь толком не знаешь.
– Выучу!
Он улыбался.
– Довлатов пишет, на чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности, утрачиваем способность шутить, иронизировать…
– Это здесь нужно иронизировать, ничего другого не остается. А там я без всякой иронии отлично обойдусь!..
– Но мое место здесь, – мягко возражал муж. – Ведь тут у нас вроде все нормально. Положение, перспективы…
– Да какие… – Голос у Эли срывался от волнения, и, переведя дух, она старалась говорить спокойнее. – Какие тут перспективы! Каждый проект кончается – и дальше неизвестно что, возможно – тишина.
– А товарищи? Допустим, я сваливаю – думаешь, мне легко будет там знать, что я их всех бросил? Ведь мы же команда, Эля.
– А кто из них поступил бы иначе, кто? Да любому предложи – расцеловал бы товарищей, и адьёс!
– Здесь моя сестра, племянницы… Здесь могилы родителей. Тут, в конце концов, вся моя жизнь!..
Такие споры происходили постоянно. Эля страшно нервничала, опасаясь, что Кирилл упустит свой шанс.
– Кирюшенька, родной мой, а вдруг англичанам надоест ждать? – спрашивала она, просительно складывая ладошки и чуть не плача. – Вдруг они передумают!
– Да нет. Ничего. У нас пока еще с ними здесь дела.
– Ага, а вдруг они разозлятся, – недоверчиво скулила жена. – Возьмут и предложат твою позицию кому-нибудь другому. Вон как уже Рожнов тебе в затылок дышит. Да и не он один. Ты, конечно, талантливый – но ведь не единственный же!
Кирилл только смеялся. А в душе был раздрай, ехать не хотелось. Но он представить не мог, как теперь объясниться с женой, у которой на этой Англии весь свет клином сошелся. И зачем, дурак, разболтался! Поделился новостью… Смолчал бы тогда – не нажил бы проблем. Раздумывай себе спокойно, прикидывай без нервов… Все равно, наверное, отказался бы. А дома – мир и покой. И никто никуда не собирается.
Теперь же домашние скандалы возникали почти ежедневно. Эля страдала от неопределенности и изводила Кирилла слезами и жалобами. Срывалась даже на детях. Наконец Кирилл, поговорив с английскими коллегами, согласился на компромисс: едет с семьей на год. А там видно будет.