Я немножко поломался, а потом сказал:
– Эти тайны я могу открыть только тому, кто поклянется навсегда стать моим послушным рабом.
– Мне не надо всех тайн, – ответила она, глядя на меня своими чудными аквамариновыми глазами с жесткими рыжеватыми ресницами, что делало ее чем-то неуловимо похожей на англичанку, – мне только хочется узнать, как тебе удается светиться в темноте.
– Чего захотела! Светиться в темноте – это самая главная тайна.
– Ну так открой мне эту тайну. Я тебя очень прошу, – сказала Надька голосом, полным почти женского, нежного кокетства.
Я посмотрел на нее и понял: она вся с ног до головы охвачена таким страстным, непобедимым любопытством, что мне теперь ничего не стоит превратить ее в свою послушную рабу.
– Хорошо, – сказал я, – пусть будет так. Но ты должна признать себя моей рабой.
Надька немного поколебалась.
– А без этих глупостей нельзя? – спросила она.
– Нельзя! – отрезал я.
– Хорошо, – сказала она тихо, – но если я стану твоей рабой, тогда ты мне откроешь тайну?
– Открою, – сказал я.
– Ну так считай, что с этой минуты я твоя раба. Идет?
– Э, нет, – сказал я. – Это не так-то просто. Сперва ты должна исполнить ритуал посвящения в мои рабыни; в присутствии всей голоты ты должна стать передо мной на колени, наклонить голову до земли, а я в знак своего владычества поставлю тебе на голову ногу и произнесу: «Отныне ты моя раба, а я твой господин», и тогда я открою тебе тайну свечения человека впотьмах, завещанную мне Еленой Блаватской.
– И ты даешь честное благородное слово, что тогда ты откроешь тайну свечения? – спросила Надька, дрожа от нетерпения.
Она готова была на все.
– Честное благородное, святой истинный крест, чтоб мне не сойти с этого места! – сказал я с некоторым завыванием.
Надя решительно тряхнула всеми своими четырьмя английскими локонами и стала передо мной на одно колено, немного подумала и решительно стала на другое.
– Ну-ну, – сказал я, – теперь склоняйся до земли.
Надя повела плечами и с некоторым раздражением положила свою голову на сухую, рыжую землю пустыря, поросшего пасленом, на котором уже созревали мутно-черные ягоды.
Вокруг нас стояла толпа мальчиков и девочек, которые молча смотрели на унижение передо мной Надьки Заря-Заряницкой.
…Она была в матроске с синим воротником, в короткой плиссированной юбке. Приподняв голову с земли, она смотрела на меня прелестными, умоляющими глазами…
– Может быть, не надо, чтобы ты ставил ногу на мою голову, я уже и так достаточно унижена, – почти жалобно промолвила она.
– Как угодно, – сурово сказал я, – но тогда ты никогда не узнаешь тайну свечения человеческого тела.