Я, как старый торчок, сразу подумал, что Слива гасится, спёр что-нибудь или взял на реализацию — и уехал в Сибирь или ещё куда. Звоню Сливиной матушке:
— Славу или Алёну можно?
— Вы знаете, они умерли, не звоните сюда больше.
Я прихуел, но надеялся, что всё-таки разводка, многие торчки так шифровались. Потом встретил Вику, Славину «половинку» по дианетике, она была на похоронах и рассказала:
— Алёнка ушла с утра на работу, в ларёк. Кажется, поссорились они. Не могли найти её несколько дней. Нашли на чердаке через три дня, повесилась. Оказалось, беременная, на пятом месяце. Слава неделю из комнаты этой съёмной не выходил. Сломали дверь, а он тоже уже три дня как висит. Золотая осень, девяносто восемь.
Хлипкий юноша Митя, тот самый, что сдал Антона, был обладателем очаровательных глаз с пушистыми ресницами, веснушек и западлянного характера, сформированного в значительной мере намажоренным семейным бытом мамы, сотрудницы «Интуриста». Небесной голубизной своих очей и показной покладистостью Митя пробивал себе дружеское отношение в социуме, в честном же бою всегда трусил.
Знакомство с ним началось с сексуально-подростковой эпопеи, развернувшейся над только оформившимся телом Ани Гуровой, у которой мы и пересеклись с Митяем впервые. Аня любила моего друга по двору, Вову Саара — Сардину, её одноклассника. Как оказалось, Митя тоже учился в их классе, правда не в нашей «немецкой», а в соседней «английской» школе, было нам всем по двенадцать, что ли, лет, почти дети.
Сардина часто запросто приглашал нас в гости к Гуровой, когда у неё никого не было дома. «В гости» приходили всегда по одной и той же схеме — Сардина звонит ей в дверь, когда мамы нет дома, мы прячемся внизу, она спрашивает:
— Ты один?
— Один. — Дверь открывается, в проём вставляется нога, и в квартиру врывается пять, а иногда и десять трудных, спермоточивых мальчиков-подростков.
Сначала опустошение холодильника, а потом издевательские сексуальные домогательства к возбуждённой, разрумянившейся хозяйке. Гурова была девка акселерированная и крутобокая, и ей положительно всё это нравилось, так как она всегда прощала Володю за мелочи в виде нарисованного на её лобке члена, стволом и головкой вылезающего из первого девичьего пушка, оказавшегося там в процессе похотливого тискания её юного тела в разорванной одежде друзьями Володи, при его активном в этом участии, а иногда и без такового.
Как скоро выяснилось, Сардина поставил дело на поток, и стали доходить слухи, что Гурова имеет популярность не только во дворе, но и в классе, где в подростковых крепнувших членах зрел интерес к дискурсу телесности и преодолению границ ауто-сексуальности. Скоро «одноклассники» Сарыча и Анюты уже присоединились к «ребятам со двора» у неё дома. Среди них оказался и Митя.