Оснард говорил по телефону, и не было никакого спасения от его противного ненавистного английского говора всего в восемнадцати дюймах от ее головы, сколько подушек ни положи сверху. А с другого конца линии доносилось сонное и растерянное бормотание с шотландским акцентом, и от него тоже не было избавления.
— Боюсь, у нас весьма тревожные для вас новости, сэр.
— Тревожные? Где тревога, почему? — пробивался сквозь шумы на линии голос шотландца.
— Речь идет о нашем греческом корабле.
— Греческом корабле? Каком еще корабле? О чем это вы, Эндрю, что-то не пойму!
— Нашем флагмане, сэр. Флагмане молчаливой эскадры. Долгая пауза.
— Понял вас, Эндрю! Грек, господи боже мой! Информация принята. Насколько все это серьезно? Что произошло?
— Он пошел ко дну, сэр.
— Пошел ко дну? Как это понимать? Почему?
— Утонул. — Снова пауза, чтоб до собеседника дошло. — Списан со счетов. К западу отсюда. Обстоятельства еще не установлены. Я послал писателя, чтоб все разузнал.
Снова недоуменное молчание в трубке, Луиза тоже недоумевала.
— Писателя?
— Да, очень знаменитого.
— Ясно! Вас понял! Автора бестселлеров давно минувших дней. Да, именно, иначе не скажешь. Ни слова больше. Но как именно утонул, Эндрю? То есть вы хотите сказать, совсем?
— Первые сообщения говорят о том, что вряд ли он снова всплывет.
— Господи! Боже мой! Но кто это сделал, Эндрю? Эта женщина. Уверен, тут без нее не обошлось. Нет, я ничего не имел против нее. Вплоть до вчерашнего вечера.
— Не будем пока вдаваться в детали. Боюсь, что сейчас не стоит, сэр.
— Ну а команда? Что случилось с его матросами, то есть, черт, я хотел сказать, его неразговорчивыми друзьями? Они что, тоже пошли ко дну?
— Пока еще неизвестно. Скоро услышим. А вам лучше вернуться в Лондон, как, впрочем, и планировалось, сэр. Я вам туда позвоню.
Он повесил трубку и сорвал с ее головы подушку, что было нелегко — Луиза впилась в нее обеими руками. Даже с плотно зажмуренными глазами она, казалось, видела его упитанное обнаженное тело, небрежно развалившееся рядом, на скомканных простынях, с обмякшим членом.
— Я ничего этого не говорил, — произнес он. — Хорошо?
Она решительно отвернулась от него. Ничего хорошего.
— Твой муж храбрый парень. Ему приказано не обсуждать этого с тобой ни при каких условиях. Никогда. И мне тоже не положено.
— И в чем же заключается его храбрость?
— Люди рассказывают ему разные вещи. Он пересказывает нам. А то, чего не слышал, идет и узнает сам, часто ценой большого риска. Недавно он наткнулся на нечто очень важное.
— Так вот почему он фотографировал мои бумаги?