— Ну, видите ли, дружище, в этой игре есть немало способов содрать с кошки шкуру. За один вечер всех не узнать. Так вы мне ответили «да», или снова строите из себя загадочную Гарбо?
Но Пендель, если и удивился, виду не показал. Очевидно, счел, что уклончивость и нерешительность — единственные способы защиты, единственная оставшаяся у него сейчас форма свободы. Наверное, дядя Бенни вновь подергал за рукав. А может, в нем укоренилось некое смутное понятие, что, по неписаным правилам тюремного мира, человеку, продающему свою душу, все же дозволяется некое послабление.
— Никакую Гарбо я из себя не строю, Энди. Я Гарри, — с этими словами он храбро поднялся во весь рост и расправил плечи. — И боюсь, что когда речь заходит о принятии решений, способных перевернуть жизнь, старина Гарри Пендель превращается в очень расчетливого зверя.
Было уже начало двенадцатого, когда Пендель выключил мотор автомобиля и остановился ярдах в двадцати от дома, чтоб не разбудить ребятишек. Затем отпер переднюю дверь обеими руками, — одной придерживал и толкал, другой поворачивал ключ в замке. Потому что, если немного придержать и толкнуть, замок сработает тихо, как по маслу — в противном случае может издать резкий, как пистолетный выстрел, щелчок. Он прошел в кухню и прополоскал рот кока-колой, в надежде, что это поможет избавиться от запаха перегара. Потом разделся в холле, сложил одежду на стуле и на цыпочках начал подниматься наверх, в спальню. Луиза любила спать с распахнутыми настежь окнами, и он увидел, что оба они открыты. В воздухе пахло морем, солью. Но, откинув простыни, он, к своему удивлению, увидел, что жена совершенно голая, не спит и смотрит прямо на него.
— Что такое? — тихо шепнул он, больше всего на свете опасаясь, что она сейчас закатит скандал и разбудит детей.
Она протянула длинные руки, страстно и яростно прижала его к себе, и только тут он заметил, что лицо у нее в слезах.
— Гарри, мне страшно стыдно, Гарри, и я хочу, чтоб ты это знал. Нет, правда! Прости меня, прости! — Она осыпала его поцелуями, но себя целовать не давала. — Ты ведь не простил меня, Гарри, я знаю, еще не простил! Ты очень хороший добрый человек и замечательный муж, и ты так много зарабатываешь, и мой отец был прав, я холодная, подлая и жестокая сучка и просто не способна найти доброе слово для человека, пока он не встанет и не надерет мне задницу!
«Слишком поздно, — подумал он, овладевая Луизой. — Как бы мы прекрасно жили и дальше вдвоем, но теперь уже слишком поздно».