Это немного напоминает то, как хлещет из доменной печи расплавленный металл, с той только разницей, что здесь пламя обжигает холодом.
Наташа не попала в эпицентр этой мощной вспышки, но досталось ей здорово: от одежды тлеющие лохмотья, а руки, которые она вытянула вперед, творя защитное заклятие, все во вздувшихся отвратительных волдырях. Она визжит как резаная, но еще держится на ногах.
– Искорка, на место! – приказываю я девчонке-искорке. А то из нее такое пламя может возгореться – всю библиотеку спалит.
На Наташу мне смотреть страшно. Честное слово, я не хотела причинять ей такой боли. Да и поединок мне этот не нужен, пусть катится ко всем чертям!
Наташа стоит, качаясь от боли. Медленно и картинно отдирает от плеча обугленные лоскутья парчи вместе с кожей. Нет, все! Хватит с меня этого триллера! Я не буду с ней драться!...
– Ты думаешь, что сделала больно мне, – тихо и торжествующе говорит Наташа. – Но ты, кажется, подзабыла, с чьей жизнью связана моя. И сейчас всю свою боль я передаю ему!
Ни мистического грохота, ни шквального ветра, ни прочих примитивных выкрутасов, традиционно сопровождающих подобные заявления, не было. Но я зашаталась и схватилась за ближайший подоконник, чтоб не упасть при одной мысли о том, какой ураган непонятно откуда взявшейся боли сейчас обрушился на тело, беззащитно распростертое на больничной койке посреди дренажей, катетеров и капельниц.
– Ты сволочь, – одними губами сказала я этой вновь абсолютно здоровой, с чистой розовой кожей, улыбающейся женщине. – Какой же это поединок? Это убийство!
– Правильно. – Наташа улыбнулась мне, как дорогой подруге. – Это и будет убийство. Тебя.
Ее лицо исказилось, тело судорожно задергалось, превращаясь в некий гибрид огромного бородавчатого варана и клювастого птеродактиля. Глаза загорелись ярко-алым огнем. Из дурно пахнущего клюва закапала тягучая слюна, прожигая дыры на старом паркете читального зала.
– Если что – за ремонт платишь ты, – честно предупредила я и рассыпалась по всему залу роем бешено жужжащих, вертких и недоступных для поражения ос.
Наташа-чудище бесцельно крутилась по залу, снося шипастым хвостом стулья и гипсовые бюсты классиков. Наконец до нее дошло, что такой вид сражения нецелесообразен, неразумен и противоречит всякой логике, и посему приняла облик пчеловода в сетчатой шляпе и с дымарем.
– Я тебе покажу пасеку! – вопила она.
– А я покажу тебе врага всех пчеловодов!
Медведица из меня получилась шикарная, даже рычала я художественно, меццо-сопрано.
Наташа прошептала заклятие, и дымарь в ее руке превратился во внушительного вида огнемет.