Авка даже разочаровался.
— У-у! Это же старые легенды! У нас некоторые мудрецы про такое еще в средние века рассказывали! Это называлось "круглотыквенная ересь" и считалось вредным учением. Мудрецов заставляли от нее отрекаться.
— И все до одного отреклись?
— Ха, попробуй не отречься, когда тебя сажают в медный таз с водой и снизу нагревают до кипения! То есть даже не до кипения, а пока не заорешь: "Ой-ёй-ёй, отпустите, она не круглая!"
— У нас тоже заставляли отрекаться, тоже в средние века, — насупленно сообщила Звенит. — И многие тоже… Но несколько ученых стояли на своем до конца, хотя их сожгли на костре. И поэтому "круглое" учение победило.
И опять вмешался Гуська.
— На костре, конечно, жутко, но там зато героизм. А какой героизм, если ты сидишь в горячем тазу без штанов…
Это была, без сомнения, здравая мысль, но Авка вдруг очень смутился. Почему-то он представил в таком нелепом положении (то есть в тазу) себя. И он разозлился на Гуську. Но злость не показал, потому что вдруг Звенит (или Звенка?) догадается о ее причине! И чтобы не догадалась, он быстро сообщил с ученым видом:
— То, что Земля не может быть шаром, давно доказано. Это называется "опыт профессора Живобрагуса". Профессор взял круглую тыквочку за хвостик, обмакнул ее в воду и сказал: "Смотрите! Если бы Земля была такой формы, океан давно стек бы с нее, как с этого плода стекает вода!" Ну? Что ты тут возразишь?
— И тыква сразу сделалась совершенно сухой?
— Ну… не сразу, конечно…
— Вот видишь! На ней осталась тоненькая пленка воды! А на земном шаре такая пленка и есть океан!
— Пфы! Океан не может быть пленкой! — заявил Гуська.
— Но это же в планетарных масштабах!
— В каких масштабах? — не понял Авка.
— В пла-не-тар-ных. Шаровая Земля называется планета. Некоторые ученые считают, что планет много и они летают вокруг Солнца.
— Ученые? — с невинным видом сказал Гуська.
— Планеты, — терпеливо разъяснила Звенит. — И там тоже есть материки и население.
— Вы все рехнулись там, в своей Никалукии, — заявил Гуська (и не заметил, как тем самым признал существование этой страны).
Звенит, кажется, обиделась. Чуть-чуть. Авка быстро уловил это "чуть-чуть".
— Гуська! Девочка у нас в гостях, а ты… Извинись немедленно!
И Гуська немедленно извинился (попробовал бы отказаться!):
— Простите меня, пожалуйста. — Поник головой и затеребил свои необъятные брюки. Но было ли его раскаяние искренним?
Авка встретился с девочкой глазами, застеснялся очередной раз и решил, что пора наконец спросить о главном. О том, что с самого начала жгло его любопытство.