Стража Лопухастых островов (Крапивин) - страница 29

— Может, кто и видел, да глазам не поверил. Или решил, что это такой змей запустили…

— Наверно…

— Идем домой, Гусенок.

— Идем… — Но Гуська не пошел, а вдруг сел на песок. — Авка, я хочу правду сказать… а то буду совсем бзяка. Ты меня отругай, только не сильно, ладно?

— Что такое? — Авка быстро сел рядом.

— Меня мама не ловила… Я долго не шел, потому что испугался собаки. Той самой. Она опять там бегала, и давай гавкать на меня. И хотела зубами за штаны… И никак не уходит с дороги. И никого прохожих нету, чтобы прогнать ее… Я стоял, стоял, а она караулит. Тогда я пошел домой, взял тыковку-хлопушку, вернулся да как запущу в эту зверюгу! Так рвануло! В соседнем доме аж стекла звякнули! А зверюга — под ворота… А потом еще хозяин лавки не хотел керосин продавать. Говорит: "Зачем тебе? Мы маленьким не продаем!" Ну, я наврал, что мама велела срочно купить, ни капли в лампах не осталось…

Печаль расставания рождает в душе доброту и любовь к окружающим. Авка взъерошил Гуськины волосы.

— Не бзяка ты, Гусенок, а молодец. С собакой справился, керосин добыл, Звенку выручил. Герой.

Гуська заулыбался с осторожной радостью. Взял двумя пальцами зеленого зайчонка, стал смотреть сквозь него на солнце. Авка посадил себе на колено желтую ласточку. В ней зажглась искра. Авка тихонько накрыл янтарную пташку ладонью. И показалось, что в ласточке — тук, тук — еле заметно бьется крошечное сердце.

Страдания и пирог с клубникой

— Ведь некрасивая, — в сердцах выдохнул Авка. И на ходу срубил прутом желтую головку шипоцвета. И повторил со звонкой досадой: — Ну, некрасивая же!

Рыжая с белыми пятнами Матильда, которая шла впереди, обиженно оглянулась.

— Да не ты, не ты, — сказал ей Авка. — Ты-то у нас красавица.

А говорил он про Звенку. Звенкино лицо стояло перед ним ну прямо как портрет, и Авка понимал, что оно не забудется. А в сердце сидела колючая (как все тот же шипоцвет) печаль. Она, эта печаль, могла быть не такой колючей и даже приятной, если бы оставалась надежда на новую встречу. Но Авка понимал, что надежды нет. Между ним и девочкой по имени Звенит — океан. И, конечно же, Звенку никто в ее Никалукии не подпустит больше к гру… гра… (тьфу!) этому летательному аппарату. И никогда эта круглая штука уже не плюхнется на Императорский дикий загородный пляж…

Ну, не плюхнется — и не надо! Жил же он до сих пор, не зная никакой Звенки, и был счастлив! Зачем она ему? Добро бы красавица была, из-за которой не страшно сделаться бзякой-влюблякой, а то ведь…

Но эти рассуждения не приносили покоя. Звенкин портрет маячил перед Авкой, будто повешенный на стенку. И колючий шарик в сердце шевелился так, что из глаз выжимались слезинки.