Конечно, Санька не был уверен, что Димкин отец, капитан Турчаков, гоняется за иностранными шмотками и скупает ковры. Просто злость взяла Саньку. И отчаянно захотелось, чтобы Димка наконец разозлился, взорвался! У Саньки даже щеки защипало от предчувствия горячей и освобождающей душу драки.
Но Димка не полез в драку. Он спокойно ответил:
— Может, кто-то и скупает, а кто-то пальчики облизывает.
Санька обмяк. И облегченно посмотрел на ребят: ну, теперь-то видите, что за тип Турчаков?
Но они по-прежнему разглядывали модели.
В субботу четвертый «А» писал сочинение на вечную тему: "Как я провел лето". Сначала Александра Самойловна хотела задать его на дом, но передумала:
— Знаю я вас. Будете до ноября тянуть, а мне что делать? Или горло надрывать, упрашивать, или двойками вас заваливать? Пишите в классе.
Санька написал, что летом он никуда не ездил, потому что дома было много дел: в июле случилось новоселье, а с ним всегда полно хлопот. Еще написал, что купался на Солнечном пляже и полюбил гулять в Херсонесе. Конечно, про Одиссея он не упомянул ни словечком. Зато рассказал, что в развалинах и на берегу много находок. Перечисление находок заняло полстраницы, и когда Санька упомянул про автоматную гильзу, он решил, что можно кончать. Он только дописал: "Эта гильза осталась с войны, когда наши моряки и солдаты гнали из Севастополя фашистов. Будущей весной исполнится сорок лет со дня освобождения нашего города". Сперва он хотел добавить: "Мой дедушка тоже воевал в Севастополе", но не стал. Во-первых, точно не известно, в каких местах дедушка воевал, а во-вторых, получится, будто Санька хвастается. Он вздохнул и поставил точку.
Оказывается, он кончил раньше всех. Четвертый «А» еще корпел над тетрадками, слышался шорох ручек и тихое творческое сопенье.
Александра Самойловна, пользуясь тишиной, проверяла дневники. Изредка она обводила глазами класс.
Вот опять обвела, встретилась взглядом с Санькой и спросила:
— А Дальченко почему не пишет?
— Я уже все…
— Да? Любопытно…
— Он же Профессор… — хихикнула на задней парте глупая Светка Яскина.
— Яскина!.. Кстати, Дальченко, что за нелепая надпись на дневнике?
— Где?
— Вот! — Сан-Сама поднесла дневник. — Вот, вот…
Дневник был обернут белой глянцевой бумагой, Сан-Сама требовала, чтобы все сделали дневникам дополнительные обложки. На бумаге чернели крупные буквы Санькиной фамилии, а под ними мелко синей пастой было добавлено: "Проф. К. Щей".
— Не знаю. Я это не видел, — тихо проговорил Санька и покраснел.
— Странно. Твой дневник, а ты не видел…
— Ну не я же это написал! — в сердцах сказал Санька. — Какой-то дурак накарябал, а я при чем?!