— Командира крейсера, — гнусавым басом проговорил Витька Боцман.
— Нет, — вздохнула Александра Самойловна. — Дальченко хорошо понимает, на кого можно кидаться, а на кого нельзя.
Эмка Ковальчук вдруг сказала:
— А по-моему, Турчаков тоже виноват.
Класс зашумел: непонятно, кто за кого. И затих. Потому что Димка встал.
— Да, — сказал он и всех обвел глазами. — Я, наверно, тоже виноват. Потому что я обещал больше не дразнить Про… Дальченко, но не удержался. Меня тоже не надо брать на крейсер.
Четвертый «А» дружно вздохнул, потрясенный таким благородством. А Санька сощурился и отвернулся. Потому что Турчакову он не верил вот ни на столечко.
— Двуличник, — сказал Санька негромко, но отчетливо.
— Вот видишь, — обратилась Александра Самойловна к Турчакову. — Ты хотя и виноват, но все же вы разные люди. К тому же тебя выдвинули в редакторы, ты должен писать заметку про экскурсию… В общем, кто за то, чтобы Дима Турчаков пошел на крейсер?
И все проголосовали «за», даже Эмка. Только Санька отвернулся и голосовать не стал.
Из школы Санька пошел не домой, а в Херсонес. И там понемногу успокоился. Они с Одиссеем лежали в траве на обрыве у входа в гавань и смотрели, как с моря идет в бухту под веслами корабль. Разноцветный парус был подобран к рею, и корабль с высоким загнутым хвостом и рыбьей головой двигал двумя рядами весел, как щетинистыми плавниками. На палубе возвышались груды пестрых тюков и стояли оранжевые амфоры.
— А того корабля, где отец, все нет и нет, — вздохнул Одиссей.
— Вернется, — сказал Санька. — Ты надейся.
— Я надеюсь. И мама надеется.
— Сестренка поправилась?
Одиссей улыбнулся:
— Бегает уже.
— А наш Тарасик уже стоять научился. Держится за перила в кроватке и все встает. И скачет…
— Красивое имя Тарас, — похвалил Одиссей. — У нас такого нет.
— Это украинское имя. Был герой Тарас Бульба… А Фемистокл — это греческий герой?
— Да, эллинский. Но он давно жил. И не здесь, а в Афинах. Он афинским флотом командовал.
— У нас военное судно было с таким названием, вздохнул Санька. — Бриг. Им тоже герой командовал, Корнилов. То есть он уже потом героем стал. Тоже давно. Сколько же это лет назад? Сто тридцать… А у меня из-за этого «Фемистокла» опять неприятности…
Одиссей глянул встревоженно: он всегда переживал за Саньку. И Санька про все рассказал.
— Почему столько несправедливостей! — сказал Одиссей и стукнул коричневым кулаком по пустой улиточной ракушке (она рассыпалась). — И в древние времена, и в наши, и в ваши… Объясняешь, объясняешь, а никто не слушает… Фемистокла тоже несправедливо обвинили, сказали, что он изменник. Ему пришлось бежать из Афин…