В застекленном павильончике зала прилетов нас уже ждали остальные участники миссии – шестеро врачей и дюжина медсестер и медбратьев. Маленький самолет приземлился, подъехал к стеклянной двери, к нему подкатили лесенку, из самолетного брюха вылезло несколько загорелых отдыхающих, а мы забрались на их место. Наш путь с острова на остров был похож на скачки кузнечика. Каждый раз мы опускались на сплошной массив зелени, и в нем открывалась узенькая и короткая посадочная полоса, вырубленная в джунглях. До последнего момента казалось, что нашей стрекозе никогда не попасть на эту крохотную дорожку, а когда мы все же садились и мчались прямо на непроходимую чащу, не верилось, что успеем затормозить. На каждом острове несколько пассажиров сходили с трапа, а мы разворачивались и снова неслись прямо на деревья, чтобы в последний момент избежать лобового столкновения и круто взмыть вверх. Наш остров Колон был последней остановкой.
На Колоне мы разделились на три группы, каждая отправлялась в свой пункт. Нас с Соболевой, двумя медсестрами и медбратом моторная лодка повезла на соседний Исла Соларте.
Вовсю светило солнце, моторка весело скакала на крошечных волнах, океан цвел зелеными клумбами островов, сквозь воду просвечивали бирюзовые заплатки отмелей с оранжевыми морскими звездами. Ветер трепал навес и натягивал майку доктора Соболевой на груди. Я ничего не мог поделать: она мне нравилась. Пусть она коварна, как злодейка из фильмов о Джеймсе Бонде, зато благодаря ей в экзотической Панаме я чувствовал себя молодым Шоном Коннери.
Нас поселили в здании бывшего американского госпиталя, который прекратил свое существование почти сто лет назад, когда остров покинула цивилизация, существовавшая здесь в обличье американской фруктовой компании. Электричества, проточной воды и телефона не имелось, как и было обещано в завлекательном проспекте. Вода из старого колодца нуждалась в очистке и кипячении.
Вечером наш проводник и опекун Антонио повез всю группу в ресторан ближайшей туристической лоджии. Екатерина распустила каштановые волосы, в операционной всегда упрятанные под хирургическую шапочку, и длинные прямые пряди бились и трепались на ветру. Вместо вечной синей униформы теперь на ней было короткое черное платье с открытой спиной.
Мы сидели у самой кромки океана, с ногами в песке, волны мерно шипели, на горизонте мигали уютные огоньки соседнего островка. Пиво было холодным, над головой сухо шуршали кроны пальм. Екатерина больше не выглядела серой мышкой. Теперь, когда я знал о ее двуличии и коварстве, она казалась прельстительной, настоящей роковой женщиной из Бондианы. Только теперь – поздновато, пожалуй – я осознал, с какой сокрушительной силой способна бить эта серенькая птичка. Соблазн Самиры сверкал, был виден издалека, рассеивался на всех и при приближении только грел. Очарование Екатерины заставало тебя врасплох и сжигало дотла, как лазерный луч. Я вспомнил свою теорию попкорна и фрукта и впервые забеспокоился. Кажется, я угодил из огня да в полымя.