— Повторять слова Коха? Не буду!
Но подошли другие офицеры, забыв на время о машинах. В тесном окружении, обкуриваемый со всех сторон, лейтенант просматривал газету с желтыми, ядовитыми потеками. Его подталкивали в бока.
— Читай! Что пишет гаулейтер?
— Тут всего много. Вот слушайте: «Здесь не было никакой паники. Здесь никто не бежал… Большевики пробуют всеми средствами и при всех обстоятельствах добиться решающих успехов на Восточно-прусской земле. Их вынуждает к этому усталость собственных войск…» Слышите? «Усталость войск, трудности подвоза большого количества боеприпасов, военных материалов и прежде всего страх перед нашим новым оружием возмездия».
— Как хвастается, а?
— «Восточная Пруссия готова к фанатической борьбе. В этой области каждая деревня будет твердыней, каждый город крепостью… В нашей боевой воле никто не превосходит нас. Думайте всегда об этом. Мы верим в победу потому, что верим в Адольфа Гитлера…»
— А о нас что говорит?
— Называет злодеями. «Объединяйтесь против злодеев! И как только увидите их, убивайте… Вы, солдаты и верные национал-социалисты, должны выполнять свой долг перед фюрером, перед народом…» Дальше переводить?
— Хватит.
Все отвернулись от двери. Давили цигарки на земле, отплевывались, и никто больше словом не обмолвился. Лишь майор Наумов, глядя на дорогу, щуря глаза — он был немного близорук, но не носил очков, считал их неудобными для боевого офицера, — вспомнил чье-то изречение и нашел его подходящим:
— Можно дурачить некоторых людей все время и весь народ — некоторое время, но нельзя постоянно обманывать весь народ. Я думаю, бумагу пытался сорвать кто-нибудь из разуверившихся в Гитлере и Кохе немцев.
— А вы что приумолкли? — Колчин с недоумением посмотрел на остальных офицеров.
— Все понятно: враг есть враг.
— Спасибо тебе, лейтенант. Бойко можешь.
И они заговорили не о прочитанном, а о Колчине, будто упросили его читать для того, чтобы проверить, может ли.
— Ты скрытный, лейтенант. Мы и не подозревали. Где так насобачился по-ихнему?
— С детства.
— А служил где?
— В управлении лагерей. С немецкими военнопленными работал.
— Ты для нас загадочный, лейтенант с золотыми зубами. Откуда такой? — допытывался Шестопалов. — Признайся, проштрафился там, и тебя послали в наказание на передовую?
— Нет, не проштрафился, а так вышло, — нехотя, бесстрастно, будто не о нем разговор, отвечал Колчин.
Подкатили еще два «зиса», и офицеры побежали к ним, но напрасно. Видя, что машины перегружены, Наумов и Колчин остались под крышей.
— Не я скрытный, а они… — сказал лейтенант. — Почему отделались молчанием? Удивляюсь.