— Боюсь, мне придется заглянуть в него, — сказал сержант, открывая крышку.
Имущество молодого Роджерса было настолько заурядным, что на осмотр не потребовалось много времени. Костюмы, рубашки, прочие предметы гардероба, электрический фонарик, фотоаппарат, ботинки, письменные принадлежности (но никаких писем), щетки для волос и мундир корабельного стюарда.
— Он не слишком много привозил домой из заграничных плаваний, — отметил Биф.
— Наверное, из-за таможни, — предположила миссис Роджерс.
— На самом деле он не считал нужным что-то привозить, — уточнил ее муж. — Говорил, что любая вещь кажется ценнее в своей стране, чем за ее пределами.
— Осмелюсь предположить, — сказал Биф, — частенько так и получается.
Он задержался, чтобы еще раз окинуть комнату взглядом, и заметил висевшую на крючке рядом с дверью рабочую спецовку. Темно-синего цвета и, судя по виду, совершенно новую. Нигде ни пятнышка грязи или машинного масла.
— Отличная и очень чистая одежда для работы механика, — отметил сержант Биф.
— Да, совершенно чистая, — подтвердила миссис Роджерс. — Понимаете, он ни разу так ею и не воспользовался. Дядя купил ему эту спецовку в Клэйдауне примерно неделю назад, я не ошибаюсь, папочка? Вот только выбрал не тот размер. Мы еще посмеялись над ним, когда Алан приехал домой. Он хотел надеть спецовку, чтобы отлаживать свой мотоцикл, но не сумел в нее влезть.
Биф с минуту ощупывал ткань.
— Вот как, — только и сказал он, закончив.
Мы неспешно спустились вниз.
— Думаю, это все, о чем я пока хотел вас спросить, — подытожил сержант. — Виноват, пришлось задавать столько вопросов, когда вы оба в такой печали. Но никуда не денешься — с некоторыми делами лучше разобраться сразу. Не сомневаюсь, если вспомните еще нечто полезное для расследования, то дадите мне знать.
— Нам от всей души хотелось бы, чтобы все закончилось как можно скорее, сержант, — заверила его миссис Роджерс.
Хотя было совершенно очевидно: больше всего ей сейчас хотелось увидеть, как мы оба уходим. Поэтому я с большим облегчением заметил, что Биф направился к выходу. Признаться, эти полчаса оказались для меня одними из самых трудных, когда-либо проведенных в его обществе.
На Хай-стрит мальчишка предлагал свежие выпуски вечерних газет. У него было только две из трех, которые доставлялись в городок, и я купил по экземпляру каждой. Одного взгляда на первые полосы оказалось достаточно, чтобы я понял: дело превратится в более чем громкое.
Не помню, кому принадлежал ставший уже древним афоризм, считавшийся советом опытного редактора новичку-репортеру. Если собака кусает человека — это не новость. Новость, когда человек кусает собаку. Здесь мы столкнулись с типичным примером такого подхода. Обеим газетам, несомненно, уже бесконечно надоело описывать случаи, когда перед полицией вставала типичная проблема: выяснить, кто убил такого-то, а потому теперь журналисты смаковали подробности дела, где все перевернулось с ног на голову. Мне же, только что вышедшему из погруженного в траур дома Роджерсов, легковесный и шутовской тон репортажей представлялся пределом дурного вкуса.