Помню, как именно в “Ландграфе” выступили только-только приехавшие из РСФСР Борис Пильняк и Александр Кусиков. Позднее я с обоими довольно близко сошелся, особенно с Сандро Кусиковым. На их выступление собралось много самого разнообразного народа. И вся редакция газеты “Руль” во главе с И.В.Гессеном, и меньшевики, и левые эсеры с Шрейдером, Лундбергом и очаровательными грузинками. Пильняк читал прекрасно написанный (я вообще очень ценю этого прозаика, лет через пятнадцать — шестнадцать угробленного Сталиным в каком-то концлагере) “Съезд волсоветов”. Читал он выразительно и сильно. И по заслугам пожал аплодисменты всех — без различия “политики”. После Пильняка выступил Александр Кусиков. Читал свои стихи тоже неплохо. Начал, конечно, с знаменитого “Обо мне говорят, что я сволочь!”, что в зале вызвало некий легкий шелест сдержанного смеха. Но и ему аплодировали, не так, как Пильняку, который действительно “захватил зал”, а так — из приличия.
Этот вечер я запомнил и еще по одному обстоятельству. Мы, молодежь, не садились в ту часть зала, где сервировали еду (дороговато было нашему брату), а садились ближе к эстраде, где можно было отделаться кружкой пива. Но я видел, что в “привилегированной” части Б.И.Николаевский сидит с какими-то неизвестными мне господином и дамой. Я не обратил на это внимания. А когда через несколько дней встретился с Борисом Ивановичем, он, улыбаясь, спрашивает: “Вы меня в "Ландграфе" видели?” — “Видел”. — “А вы знаете, кто со мной был?” — “Понятия не имею”. И, улыбаясь, Борис Иванович говорит: “Со мной сидели Алексей Иванович Рыков и его жена”. Я ахнул: “Да что вы?” — “Да, да сами захотели пойти, и, знаете, жена Рыкова все меня просила: Б.И., покажите, который Гуль? Она ваш “Ледяной поход” в России читала, и ей очень хотелось на вас посмотреть”. — “Ну, я надеюсь, вы показали ей?” — засмеялся я. “Конечно…” — “Ну и как? Одобрила?” — “А этого я уж не знаю”, — засмеялся и Б.И. своим высоким сопрановым смехом.
Поясню: Николаевский был свояком Рыкова, брат Бориса Ивановича, Владимир, был женат на сестре Рыкова, и они жили в одной квартире. Думаю, что Владимир был большевик, вряд ли с меньшевиком в одной квартире мог жить “председатель ВСНХ”, а потом “председатель Совнаркома” А.И.Рыков.
Вот какие были тогда — в 20-е годы — либеральные времена! Я спросил Николаевского: “А Рыкова никто не узнал в "Ландграфе"?” — “Никто”. — “Ваши меньшевики могли узнать”. — “Ну, это не страшно”.
Думал ли, гадал Алексей Иванович Рыков, что лет через пятнадцать его потащат чекисты в подвал на Лубянке и “шлепнут” там? А перед тем — на чудовищном, всенародном процессе бывший дворянин и бывший меньшевик Андрей Януарьевич Вышинский, кровавый “прокурор СССР”, заставит его признаться на весь мир, что он, Рыков, — предатель, шпион и агент иностранной разведки. И Рыков все это (вероятно, не без пыток) публично признает, и, не то одурманенный наркотиками, не то опоенный алкоголем (Рыков был пьяница), признает, хохоча таким страшным хохотом идиота, что у слышавших его хохот иностранных корреспондентов “мороз пробегал по коже”.