«Приворотное заклинание `Неделька'. Начертайте по числу рабочих и выходных дней символы раба, мученика, висельника, прокаженного, каторжника, беглеца, выздоравливающего, пьянчуги, бездельника, ангела…» — далее следовали рисунки — «… трижды громко и четко произнесите…» — невыговариваемая свалка букв — «… и когда красный луч из Боекомплекта коснется избранной особы, она станет вашей на целую неделю». Примечание Геремора: «Действует безотказно, но нужно как следует целиться. Как-то неделю прятался по подвалам из-за того, что луч угодил не во фрейлину Панхильду, а в ее братца, королевского повара».
«Если любимая высоко» — гласил следующий заголовок. — «Если любимая высоко, но под ее балконом произрастает невысокое дерево или куст, вы можете с его помощью взобраться на сколь угодно высокую башню. Для этого нужно лишь залезть на дерево или куст, начертать Руну Алхимика и произнести: Иззаноор мпаронор праа грасс. Дерево примется расти с невероятной быстротой и поднимет вас куда нужно». «Ха-ха! А ведь я предупреждал Атеримара: убедись, что поблизости нет крапивы» — гласило примечание Геремора.
«Против кавланов. Даже стотысячную кавланью армию можно привести в расстройство, если наслать на нее Мышиный Морок…».
— Уроды! Идиоты! Бестолочи! — звонкий девичий голос прорезал сонное гуденье аэровокзала. — Три часа считали нас по головам! ЧП у них! Автобус угнали! А мы-то причем?! Маньяки!
Миша бросил вниз изумленный взгляд. Там, в центре зала, устроила манифестацию давешняя златовласая богиня. В тот момент она походила на куклу Барби, репетирующую роль Бабы Яги. Ее чернявый приятель уныло стоял рядом, сгибаясь под тяжестью рюкзака.
Странную парочку обтекала толпа угрюмых, измотанных пассажиров злополучного рейса. Они шли, шли и шли, но Любы и K° среди них не было.
Неужели упустил? От этой мысли Мише стало не по себе. «Черт, где они?» — пробормотал милиционер, лихорадочно обшаривая взглядом закоулки аэровокзала.
На улице стремительно темнело. Непроглядная южная ночь вступала в свои права.
Вскоре поток пассажиров съежился до ручейка, а потом и вовсе иссяк. Барби Яга устала скандалить. Слегка осипшим голосом она велела чернявому найти машину и царственно поплыла следом.
Зал опустел. Не веря своим глазам, Миша стоял у края галереи, вцепившись побелевшими пальцами в перила. Зал опустел.
И вдруг внизу мелькнула Любина каштановая шевелюра в окружении бильярдных шаров, каковыми сверху казались бритые макушки учеников Чертопрыщенко.
«Родные!» — чуть не заорал милиционер, но вовремя спохватился.