— Сегодня праздник Снаоса. Король обходит больных в его храме и именем бога исполняет желания.
— Стало быть, старушенция захотела стать птицей?
— Ну да. В День Снаоса можно исцелять любыми способами. Лучше быть птицей, чем старухой, не находишь?
— У старух тоже есть преимущества, — заметил Миша, — например, их кошки не едят. Кстати, чего это ты все про День Снаоса толкуешь? Сегодня, вроде, День Короля. Меня даже чуть не изжарили для праздника.
Эльфийка округлила глаза.
— Ты что, День Короля был две недели назад! Ах, ну да. Ты был без сознанья. Отравленная стрела — дело не шуточное.
Миша часто-часто заморгал и опустился на койку. Отравленная стрела? Две недели? ДВЕ НЕДЕЛИ?! Какого черта?! Что все это время творилось с Наташей там, под землей…
Милиционер потряс головой. Мысли о жутком происшествии на холме сводили с ума. Он гнал их, постановив для себя: Наташа жива. Ей просто нужно помочь. Чем скорей, тем лучше.
Тем временем королевский эскорт продолжал движение. Из зала уже вышли несколько мужчин и женщин, неся в качестве сувениров ставшие ненужными костыли; на статуях доброго бога Снаоса расселись новые птицы; простучал копытами пятнистый олень с изящными рогами, а чуть погодя пронесли наполненную землей глиняную плошку с саженцем дуба — в День Снаоса эльфийская медицина творила настоящие чудеса!
Миша улегся в постель, накрылся дерюгой, чтобы не видеть своего одеяния (синий балахон, расшитый черепами — видимо, знак, что пациент тяжело болен) и принялся думать о том, что же делать дальше. Судя по разговорам вокруг, угрюмый лысый колдун в черном и был тем самым Заззу, за которым явился сюда милиционер. Правда, Люба и здесь опередила его, но, судя по ее нынешней должности, не слишком продвинулась в деле охмурения полкового колдуна. Хотя, опять же судя по тому, о чем шушукались в толпе, Заззу нынче стал важной птицей и теперь, наверное, к нему и на козе не подъедешь.
Миша все еще размышлял, когда у края постели показалась желтая зубастая голова.
— Все, больше не сегдишься? — с опаской спросила голова.
— Да я и не сердился. Это я спросонья. Извини. А ты чего здесь околачиваешься? Почему не у родителей?
Цвей взобрался на койку и успокаивающе махнул лапой.
— Был я у годителей. Они отпустили меня к тебе. Ты мой спаситель!
— Ты не обижайся, высочество, но у тебя папа-мама безбашенные какие-то, хоть и драконы. А если тебя опять кавланы схватят?!
— Не схватят. Это я в пгошлый газ без спгосу один гулять ушел. А тепегь меня охганяет Улс.
— Улс? Кто это?
— Увидишь, когда вылечишься. Пгячься под гогожу — коголь с этой идут.