— Сколько лет вы живете?
— Сколько захотим.
— То есть... Я хотела спросить, какой корабль самый старший?
— Один из двухсотых до сих пор состоит на службе.
— Значит, ты еще совсем молода — ведь ты из восьмисотых.
— Да.
— А вот я, — проговорила Теода, устремив отсутствующий взгляд на зажатую в руке пустую банку, — я уже совсем старуха, и мой конец близок. — В ее голосе не прозвучало ни сожаления, ни даже смирения.
Только сейчас до Хельвы дошло, что в этой душе тоже таится глубокая печаль, обреченно отсчитывающая дни и часы.
— Сколько осталось до выхода на орбиту?
— Сорок семь часов.
— Пора браться за дело. — Теода резко повернулась и отправилась в каюту, где, порывшись в мешке, достала видеокассету и проектор.
— В чем проблема? — вежливо поинтересовалась Хельва.
— На Ван Гог в созвездии Лира-2 нагрянула космическая эпидемия, и симптомы ее очень похожи на ту болезнь, которая поразила Медею сто двадцать пять лет назад, — пояснила Теода.
Внезапно Хельва поняла, где Теода могла видеть корабли Миров. Она навела увеличение на лицо женщины и увидела сетку микроскопических морщин — свидетельство преклонного возраста. Сомнений нет — Теода жила на Медее, когда там разразилась космическая эпидемия. Хельва вспомнила, что мор обрушился на густо населенные районы и за считаные дня свирепым ураганом пронесся по всей планете. Его натиск был так стремителен, а потери столь высоки, что часто медики, теряя силы, валились рядом с теми, кого выхаживали. Но некоторых болезнь не тронула, а почему — никто не знал. Переносимые по воздуху споры — возбудители заболевания — поражали не только людей, но и животных. И вдруг эпидемия отступила — так же внезапно, как появилась, — словно почувствовав, что силы галактического содружества, грозящие укротить ее неистовство, уже на пути к планете. Всего за неделю Медея опустела, немногие уцелевшие — и те, у кого хватило сил перенести изнурительную лихорадку, и те, кто по неизвестным причинам оказался к ней невосприимчив, — посвятили жизнь поискам источника беды или ее причины, лекарства или вакцины.
Предприняв быстрый ассоциативный поиск в своей обширной памяти, Хельва выяснила, что было еще семь волн эпидемии, правда, другого вида, но столь же неожиданных и необъяснимых, и некоторым из них удалось оказать лучшее сопротивление, чем тогда, на Медее. Самая опустошительная из всех зарегистрированных обрушилась на планету Клематис и унесла девяносто три процента человеческих жизней еще до того, как подоспела помощь. После этого на Клематисе был установлен вечный карантин. «Все равно что запереть конюшню, даже не попытавшись отыскать пропавших лошадей», — подумала Хельва.