Я покрепче обнял акдайца подвывая ему, и старался подскакивать повыше. Несколько человек ринулось к нам, протягивая бусы, которые я, как и оба моих акдайца, принял из их рук. Молодчики успели заглянуть под маски акдайцев, находившихся по обе стороны от меня, но до моей маски не добрались. Я уносил с собой последний «подарок» Поводыря - дешевые стеклянные бусы, которые когда-то, очень давно, давались в обмен на золото. Преследователи и сейчас хотели совершить такой же обмен, разве что более сложный, бусы - моя жизнь - золото.
Люди Поводыря провожали нас взглядами, и я не мог определить, узнали ли они меня, замышляют ли еще что-нибудь.
Вместе с пьяными акдайцеми я шел, спотыкаясь, по широким прямым улицам, где жили так называемые «тихие» - рабочие рудников, для которых английская компания построила современные дома с аккуратными двориками. В домах был газ, электричество, горячая вода. Конечно, это обошлось компании недешево, но прибыль была во сто крат большей: прекратилась «текучка», ведь, уйдя из шахты, рабочий терял и квартиру. «Тихие» не вступали в профсоюз и никогда не бастовали.
Чистенькие, обсаженные кустами тротуары кончились. Потянулись кривые улочки с жалкими лачугами, слепленными из старых ящиков, досок, листов железа. Здесь жили «буйные» акдайцы, уволившиеся или уволенные компанией. Среди них были всякие люди: непокорившиеся и пропойцы, организованные забастовщики и стихийные бунтовщики, сезонные рабочие, вчерашние охотники или земледельцы искатели золота, воры, нищие.
Сопровождавшие меня акдайцы, очевидно, принадлежали к одной из двух последних категорий.
Мы вошли в полуразвалившийся дом. В большой комнате на столе в грубо сколоченном гробу лежал покойник. На его лице, словно черная подвижная маска, копошился рой мух. Вокруг гроба стояли пустые бутылки, служившие подсвечниками, и полные - с касфой и пивом, на выщербленных тарелках и на банановых листах были разложены кусочки мяса. В углах комнаты выли и рвали на себе волосы несколько женщин. Я попал на поминки.
Поскольку стаканов здесь было мало, мне в руку сунули бутылку. Отмахиваясь от мух, я пил пиво маленькими глотками, не решаясь и на миг оторваться от бутылки. Ведь скорбь по ушедшему к небесным отцам здесь измеряется количеством выпитого спиртного - и горе тому, кто пришел на поминки и не скорбит как следует. Значит, он что-то затаил против этого дома. И если к тому же на его лице маска, то надо ее немедленно сорвать. А тогда они увидят, что к ним проник незнакомый белый человек.
Я пил уже четвертую бутылку пива. Перед моими глазами плясали огненные пятна, сливались в круги. Я чувствовал еще немного - и мне не удержаться на грани сознания, пьяная круговерть овладеет мной как в церкви.