– Военным? – воскликнул Петя. – Почему тебя это интересует?
– Потому что я боюсь войны. Нужно сделать так, чтобы все люди тоже ее боялись и ненавидели.
У нее горели глаза, и большая золотая рыбка поблескивала шевелящимися чешуйками, двигаясь поверх платья, пока Ясна говорила – еще что-то про войну, затем про цензуру, про свободу слова, – но я мало что могу вспомнить из того разговора, я сидел очарованный. Она сказала, что при первой возможности отправилась бы в любую горячую точку для репортажа, упоминала еще, что на их курсе учатся почти одни девушки, а парней становится больше только в военные или переломные для страны годы.
Естественно, мы с Петей так и не коснулись того, ради чего, в общем-то, и собирались встретиться с Ярославной, – нашего извинения. Все словно сгладилось и забылось само собой, и я так и не узнал, была ли она напугана нашим поведением в то памятное седьмое ноября, посчитала ли нас ненормальными?
Пока они спорили и докапывались друг до друга, я влюблялся сильнее в это тесное неприметное кафе, в куриный пирог, который ел, в зеленые ножки стульев, в тусклый свет, льющийся из-за конусообразных светильников на стене, – и все из-за нее, похожей на золотую подвеску из хрупких крошечных чешуек, из-за ее непонятности и хрупкости, из-за ее нечеловеческих разноцветных глаз. Я бы остался здесь навечно.
– Который час? Уже семь? Пора домой, – сказала она.
– Как? – расстроенно протянул Петя. – Давай еще посидим.
– Нет, я обещала вернуться к восьми.
Я вдруг понял, что из разговора ничего не узнал про нее. Не узнал, ни где она живет, ни чем занимается в свободное время, ни где находится ее университет, в конце концов! Есть ли у нее сестры? Братья? Страничка в соцсети? Куда она ездит летом? Все это вдруг показалось мне очень важным! Что мне было за дело до войны, до горячих точек, до глянцевых журналов и до остальных студенток журфака, которые мечтали стать телеведущими?
– Платить там, – сказала она нам и сама отправилась к барной стойке.
– Эй-эй, погоди! – вырвалось у меня, и я вскочил на ноги. – Куда это ты? Я сам заплачу.
– Мы заплатим, – поправил меня Петя, я пожал плечами.
Ярославна улыбнулась:
– Но я же вас пригласила! С какой стати вы будете за меня платить?
Я отмахнулся от нее и сунул бармену деньги.
– Не люблю, когда девушки пытаются за себя платить. Или тебя это оскорбляет?
Она посмотрела на меня чуть удивленно, а потом сказала со смехом:
– Не оскорбляет. Даже наоборот. Но в последнее время все больше моих знакомых не платят за девушек. Наверное, это связано с каким-то таинственным обнищанием мужского населения. – И опять стала серьезной. – А ты славный. Твоим девушкам, наверно, сильно везет.