– На метро, если успею. А может, попрошу отца, чтобы он меня забрал.
– Ясна, а тебя?
– Поехали к нам? – спросил Петя, повернувшись к ней.
Я видел, что она готова была сказать «нет», что она хотела сказать «нет» и начала говорить именно это слово, но он так посмотрел на нее, что она произнесла:
– Не… знаю, надо подумать.
Как он это делал? Понятия не имею. Но иногда было просто невозможно поступить вопреки его желанию, особенно когда он смотрел вот так. Гипноз? Вряд ли. Но он умел как-то подавлять чужую волю. Это все кудри и грустные глаза. Какая женщина устоит, блин!
В машине он снова спросил, поедет ли она к нему, на этот раз не употребив «к нам». Тут Ясна поглядела на меня вопросительно и абсолютно безоружно. Я опять почувствовал себя ответственным.
– Все будет хорошо, – шепнул я. – Я обещаю, что не стану…
Ты же не веришь мне, правда? Посмотри, как неумело я вру.
– Но когда я попаду домой? – перебила она.
– Можешь остаться ночевать, – поспешно ответил Петя.
– Нет. – Наконец у нее получилось это сказать.
– Будешь спать в другой комнате.
Ясна снова обернулась ко мне. Но что я теперь мог посоветовать? Я знал, что ей придется согласиться, ведь это Воронцов ее уговаривал. Мое состояние было похоже на таяние ледника. Я чувствовал, как тепло расползается по всему телу. Ничтожество-о-о. Это же Ясна! Ее надо отправить домой! Возьми себя в руки и скажи, что ей нужно ехать домой!
Она снова сидела на мне, только закинув одну коленку на Петю, и я, полдороги промучившись от трения наших лыжных костюмов, в конце концов решился дотронуться до ее руки. Счастье в тот миг было очень материальным, ощутимым всеми клетками кожи, – теми, естественно, что оказались в соприкосновении с ее пальцами. Петя ничего не видел и не знал, а мы тайно держались за руки, и мне казалось, что я уже со всем согласен и уже принял все решения.
Мы приехали к Пете, точнее, снова «вписались» к его бабуленции, которой пришло в голову в эти холодные декабрьские дни укатить к своей старой приятельнице в деревню. Было одиннадцать вечера.
В маленькой комнате под навесом из растений стоял диван, заваленный потертыми подушками. Петя сразу стал его раздвигать и укрывать постельным бельем, хотя Ясна еще даже не сказала нам точно, что останется. Я слышал, как она звонит из кухни своим родителям и отпрашивается. Я не ожидал, что она не станет ничего выдумывать и скажет им правду: «Останусь ночевать у мальчиков, с которыми ездила кататься». Я бы на месте ее матери предложил ей подобру-поздорову возвращаться домой, но она, как и сама Ярославна, явно была о нас лучшего мнения, чем требовалось.