Слова Анисимова звучали тихо и ласково. Прикосновения его пальцев были приятны, выражали дружеское участие и даже вызывали какое-то уютное ощущение.
— А эти твои мысли, будто тебя выдали, «определили», брось! Ты еще настоящего товарищества не понимаешь… Насквозь вижу тебя, чудак ты этакий. Мучаешься, что выдал твою тайну самый лучший друг. А тебе, наоборот, понять надо, как беспокоятся за тебя друзья, наизнанку вывернуться готовы, лишь бы тебе хорошо стало. Ясно? Вытри лоб! Да не рукавом! Платочка нет, что ли? Возьми мой, чистый, ни разу еще не пользовался… Видишь, как под утюгом сложился вчетверо, так и лежит у меня в кармане…
Проходили дни, никаких осложнений, как ожидал Толя, не последовало.
Напротив, Костя Воронин, этот шумливый и насмешливый, но также и самый вдумчивый из комсомольцев класса, вдруг обратился к обоим друзьям, к Алеше и Толе, с предложением: не пора ли им подумать о подготовке в комсомол?
Ребята переглянулись и не сразу откликнулись тихими, смущенными голосами:
— А разве примут?
— Нам еще нельзя… Сам знаешь, Костя… на тройках еле-еле вылезли по некоторым предметам.
И оба с одинаковой жадностью заглядывали Воронину в глаза, дожидаясь, что он им на это скажет.
— Знаю, — помедлив, ответил Костя. — Значит, не очень старались. Ребята вы оба способные, развитые… Прибедняться тоже не к чему.
— Не в том дело. Мы не прибедняемся, — нерешительно заметил Алеша. — Вот отец мне говорит, например: «Любви у тебя к учению настоящей нет…» А я и не знаю, какая она такая, любовь?
Была перемена, дежурный выгонял всех из класса, но Толя с Алешей не послушались его, только отошли в сторону, поближе к своей парте, увлекая за собой и Костю Воронина.
— Чтоб вы не могли избавиться от троек? Да никогда в жизни не поверю! — убежденно заявил им Воронин. — И вот что, ребята, — вы имейте в виду, это я не от себя вам говорю, насчет комсомола, а от всего комитета, — у вас по какому предмету главные затруднения?
Услышав, что комитет — весь комитет — верит в них, мальчики усадили Костю Воронина к себе за парту и проговорили с ним до нового урока.
Труднее всего им дается алгебра и вообще всякие задачи — по геометрии, по физике… Кажется, все правила, все формулы, все законы, все теоремы им хорошо известны, а применять их, свободно пользоваться ими никак они не наладятся по-настоящему. Ляжет перед ними задача и лежит, проклятая. Они вроде цепенеют перед нею, недвижно смотрят на нее, смотрят, как завороженные, а там и побегут к Коле Харламову… списывать!
— А он вам не объясняет?
— Коля? Он… Нет, он нам решает. Прямо как фокус покажет или фейерверк… А мы только рты разеваем, удивляемся.