Больше, к счастью, в меня не стреляли, и это было замечательно, потому что теперь я был как утка на воде. Правая турбина начала перегреваться – то ли из-за попадания, то ли из-за постоянного форсажа. Я ничего не стал делать, только молча молился, чтобы она не сдохла еще хотя бы минут десять. Когда Миссисипи осталась позади, а индикатор перегрева уполз в зону «опасно», я ее отключил, и дальше машина похромала на одной левой турбине. Больше трехсот миль она вытянуть так не могла, но я выбрался из красной зоны и снова был среди свободных людей.
* * *
До сих пор у меня не было ни минуты, чтобы взглянуть, как там мой пассажир. Он лежал там, куда я его бросил, растянувшись на полу салона, мертвый или без сознания. Но теперь мы оказались в зоне, контролируемой свободными людьми, да и мощности уже не хватало на незаконное превышение скорости, так что никаких причин вести машину вручную не было. Я включил ответчик, дал запрос на регистрацию в общем транспортном потоке и, не дожидаясь ответа, переключил управление на автоматику. Диспетчер на станции может злиться сколько угодно, может даже написать на меня рапорт, но все равно включит меня в систему. Потом я перебрался в салон и осмотрел пленника.
Он дышал, но все еще был в отключке. На лице вздулся рубец, там, где я врезал ему столом, но вроде бы я ничего ему не сломал, так что, похоже, без сознания он был по другой причине. Я шлепнул его по щеке, придавил ногтями мочки ушей – однако он так и не очнулся.
Мертвый слизняк уже начал вонять, но я не знал, как от него избавиться. Я оставил все как есть и вернулся на водительское сиденье.
Часы на панели показывали 21:37 по Вашингтону, а лететь оставалось добрых шестьсот миль. Выжимая все из одного оставшегося движка, я мог добраться до Вашингтона только после полуночи, а еще нужно было сесть, пробиться в Белый дом и разыскать Старика. Так что свое задание я уже, можно считать, провалил, и Старик, как пить дать, устроит мне разнос.
Я решил рискнуть и попытался запустить правую турбину. Черта с два. Должно быть, ее заклинило и теперь ей требуется капитальный ремонт. Но может быть, это и к лучшему: скоростной двигатель, если он неисправен или разбалансирован, может просто взорваться. Оставив турбину в покое, я попробовал вызвать Старика по телефону.
Телефон не работал. Должно быть, я повредил его во время одной из «разминок», что навязали мне паразиты, но это был первый отказ аппарата на моей памяти. Печатные схемы, транзисторы и прочая начинка заливаются пластиком и устойчивы к ударам, как бесконтактный взрыватель. Я сунул аппарат обратно в карман и подумал, что, видимо, сегодня один из тех дней, когда вообще не стоит вставать с постели. Затем повернулся к панели коммуникатора и ударил кулаком по кнопке экстренного вызова помощи.