– Ты уверен в этом? – голос магистра сорвался на шепот.
– Да, поэтому я здесь.
В зале наступила тишина. Паладины и рабочие превратились в совсем уж восковые статуи. Даже Пончик перестал улыбаться.
– Ну что ж, – Себастьян кивнул в сторону ведущей наверх лестницы. – Вы, – он указал рабочим на разрушенный барельеф, – восстанавливайте. Цена двойная. Все, что услышали – забудьте. Пойдем, князь, разговор нам предстоит долгий.
Мы поднялись на второй этаж по застеленной мягким ковром мраморной лестнице, а потом долго шли по гулким коридорам мимо квадратных кадок с приятно пахнущими растениями и огромных полотен, изображающих великие деяния людских королей. Ни одной картины с сельскими и городскими пейзажами – какая-то бесконечная Бородинская панорама. Хотя Мирт, помимо всего прочего, является богом воинской чести, так что все вполне объяснимо.
Забавно было наблюдать изумление на лицах стоящих на страже закованных в латы воинов. Ну еще бы – внизу там что-то прогрохотало, а сейчас великий магистр идет куда-то в сопровождении синеглазого (боевую форму я, понятное дело, сменил) демона и невысокого щуплого разбойника. Явно – не самые частые гости в святая святых Храма Пресветлого Мирта. Вместо того чтобы обдумывать предстоящий разговор, мне в голову почему-то лезли мысли о том, почему Мирта называют Пресветлым? Самого его я, понятное дело, не видел, но, судя по изображениям, богу людей больше подошли бы эпитеты: «Грозный», «Суровый», но вот же, блин… Тут, видимо, какие-то аналогии с покинутым нами миром.
Пончик, на которого я изредка косился, вертел головой на все триста шестьдесят градусов и напоминал Аладдина, совершенно случайно забредшего в сокровищницу султана. Скорее даже не Аладдина, а его приятеля Яго. Понятно… у парня профессиональный интерес: тут-то он еще, видимо, не бывал. Нужно, кстати, не забыть спросить его об изумруде, который у него требовали те придурки, и о том, почему он вдруг решил, что его сестры в безопасности. Ведь покойный Орт явно на что-то там намекал…
Себастьян, судя по всему, не только работал в своем кабинете, но еще и жил. Ни на какие султанские покои эта комната совершенно не походила. Довольно просторное помещение, обставленное дубовой, грубо сколоченной мебелью. С десяток картин на стенах, небольшой алтарь в самом дальнем углу – и книги… Толстые, обтянутые потрескавшейся кожей фолианты с мифриловыми застежками и оббитыми золотом уголками, потрепанные пергаментные свитки старинных летописей, украшенные затейливым узором, скрепленные светящимися в магическом зрении печатями тубусы. Книги, казалось, были повсюду: в шкафах, на специальных подставках, на висящих вдоль стен полках. Даже на широком, грубо оструганном дубовом столе, за который нас и пригласил присесть Себастьян.