и умоляет Стасика поторопиться со свадьбой. Пан Аполлинарий (управляющий) грозится донести войту
[2], что ее родители сочувствуют большевикам, что она, Зося, с комиссаром ихним во время недавнего и кстати очень недолгого постоя хороводилась, а она и в помыслах этого не имела. Что ей теперь делать? Этот лайдок
[3], пся крев, на все способен. Стась должен ей помочь и так далее.
Парень горячо уверяет ее в своей любви, обещает вскоре все уладить, как только накопит немного денег. В солдаты его, Стася, не возьмут, у него одна нога короче другой. А большевики вовсе не такие страшные. Они у панов землю отобрали, мужикам отдали. А рабочие, — ну такие самые, как Зосин дядя, который в Лодзи проживает, — так в России министрами и губернаторами заделались. Еще заводы от панов фабрикантов отобрали, и чтобы жениться, не надо ходить к ксендзу-пробощу[4].
Сидя в своей засаде, мы чувствуем, что необходимо на что-то решиться. Дожидаться, пока Зося и Стась вдосталь насытятся беседой, значит — упустить драгоценное время. А нам ведь необходимо заняться исправлением ошибок, допущенных во время вчерашнего маршрута.
Петровский, не говоря ни слова, шумно раздвигает кусты и во весь свой гигантский рост неожиданно предстает перед ошеломленной парочкой.
Вслед за ним выползаю я.
Стараясь быть как можно галантнее, он приступает непосредственно к объяснениям, перемежая свою русскую речь отдельными польскими словами.
— Пше прашам, панове[5]. Прошу вас не мувить[6]ни звука. Сохраните полное спокойствие. Вшистко едно[7] вам отсюда не удрать. Мы — не бандиты, як то по-польски… не разбойники. Мы — большевики.
Стась и Зося, бледные и перепуганные, неподвижно смотрят на нас, вероятно, похожих на обычно изображаемых персонажей с дико всклокоченными бородами (не хватает только кинжалов в зубах).
— И так, нех пан бендзе ласков (не будет ли любезен пан) сообщить, где мы находимся, — продолжает Петровский, обращаясь к парню, к которому постепенно возвращается дар речи.
— А не скажет ли пан, как нам добраться скорее до своих и где находится сейчас линия фронта?
— В двадцати верстах от Калиша, — следует ответ.
Стась и молчаливая до сих пор Зося наперебой стараются нам растолковать, как и куда нам следует сейчас идти.
Парень отдает великодушно свой кисет с табаком и долго пожимает нам руки.
Девушка быстрым движением вынимает из-за пазухи носовой платочек, развязывает узелочек и застенчиво протягивает нам смятую кредитку.
Стась, не желая оставаться в долгу перед невестой, вытряхивает в могучую пятерню Петровского содержимое своего кошелька.