Ребята приуныли, съежились.
Мы развлекались, как умели и как позволяла обстановка.
— Сыграй, Ванька, — крикнул Фролка, — я попляшу, все равно домой мне не попасть!
Ванька, наш товарищ из соседнего села, белокурый, крепкий парень в охотничьих сапогах с высокими голенищами, достал свою однорядную «вятку», которую он предусмотрительно захватил с собой из деревни, и заиграл. Фролка лихо вскочил с нар, пустился вприсядку. Настроение стало подниматься, четкий ритм каблуков отплясывавшего товарища вселял бодрость.
— Ишь, бестия, раскомаривает! — слышались одобрительные возгласы.
Несколько товарищей лениво сползли с нар, но постепенно стали оживляться и наконец последовали примеру Фролки, уступившего им свое место.
Прибыли в Олонец, взялись на учет в штабе. Через два дня нам сообщили, что немцы начали отступление из Белоруссии, а поляки по свежим следам стремились захватить этот край — лакомый для них кусочек.
Задача наша, следовательно, определилась: надо было не допустить захвата Белоруссии поляками.
Вскоре нас из Олонца отправили эшелоном в Торопец, где формировались отряды перед отправлением на фронт.
Путь до Торопца прошел незаметно, в вагоне было весело. Раздобыли немного дров. Все мы чувствовали какой-то подъем.
Приехали на место назначения. Нас разбили по ротам: Фролку и Никанора послали в саперную команду, а остальных в отдельные части.
Я остался один. Фролка и Никанор выпали из моей жизни… Но раздумывать некогда было: нас предупредили, что завтра придется выступать. Стряхнул с себя грусть.
Я провел первую ночь в казарме, в которую было превращено городское торопецкое училище. В сущности это была моя последняя спокойная ночь, ибо после нее начался поход, а затем — плен, бегство, то бегство, которое привело меня в стрелковский лагерь.
Дорого бы я дал за то, чтобы начать сначала. Правда, тут же я себя пристыдил, сообразив, что только такой опыт, какой явился у меня в последние полгода, мог в конечном итоге выковать из меня настоящего большевика.
При проезде из Олонца на фронт мы дня на два задержались в тогдашнем Петрограде. Митинговали с огромным подъемом в казармах.
Шла стихийная запись рабочих в большевистскую партию.
Вместе с ними и я получил на руки маленькую книжечку, удостоверявшую, что ее предъявитель Петр… действительно является членом российской социал-демократической рабочей партии большевиков, связь с которой началась у меня задолго до этого момента.
Утром в Торопце нам скомандовали:
— Выходи, стройся!
Дежурный по роте предложил взять вещи с собой.
Я очутился в первом взводе. Рядом оказался высокий скуластый парень; он тяжело ступал громадными сапогами, переваливаясь с боку на бок.