— Странгмен! — преодолевая свои страхи, гневно крикнула на него Беатриса. — Прекратите! Это мог быть несчастный случай.
Странгмен театрально пожал плечами.
— Мог быть, — с сильнейшим ударением повторил он. — Давайте это признаем. От этого дело становится еще интереснее — в особенности для Керанса. «Пытался я себя убить или не пытался?» Ведь это один из немногих экзистенциальных абсолютов, вопрос куда более важный, чем «Быть или не быть?», который скорее подчеркивает неопределенность самоубийства, нежели вечную амбивалентность жертвы. — Странгмен покровительственно улыбнулся Керансу, пока тот тихо сидел в кресле, потягивая выпивку, которую принесла ему Беатриса. — Знаете, Керанс, я завидую вашей задаче выяснения — если вы, конечно, способны с ней справиться.
Керанс с трудом сподобился на слабую улыбку. Судя по быстроте своего восстановления, он понял, что не так уж сильно пострадал от утопления. Остальная часть команды разошлась по своим делам, более в нем не заинтересованная.
— Спасибо, Странгмен. Я дам вам знать, когда получу ответ.
На обратном пути в «Риц» Керанс молча сидел на корме шаланды, размышляя о гигантской матке планетария и многослойном наложении его ассоциаций, одновременно пытаясь стереть из памяти жуткое «или/или», абсолютно точно сформулированное Странгменом. В самом ли деле он бессознательно перекрыл воздушную линию, зная, что напряжение в шланге его задушит? Или то был чистый несчастный случай, а может статься, даже попытка Странгмена ему навредить? Если бы не спасение его двумя аквалангистами (возможно, отключая телефонную линию, он даже рассчитывал, что их за ним пошлют), Керанс, безусловно, нашел бы ответ. Вообще говоря, причины его погружения оставались туманными. Несомненно, его подтолкнуло странное побуждение отдать себя на милость Странгмена — почти как если бы Керанс инсценировал собственное убийство.
В течение нескольких последующих дней головоломка оставалась неразрешенной. А не был ли сам затонувший мир и всецело овладевшее Хардменом загадочное стремление к югу не более чем импульсом к самоубийству — бессознательным принятием логики собственного упадочного вырождения, конечным нейроническим синтезом археопсихического нуля? Не в силах ужиться с еще одной загадкой и все больше и больше пугаясь той роли, какую играл в его сознании Странгмен, Керанс систематически вытеснял на задний план свои воспоминания об инциденте. Схожим образом Бодкин и Беатриса прекратили о нем упоминать, словно смиряясь с тем фактом, что ответ на этот вопрос раскрыл бы для них другие тайны и загадки, само существование которых теперь только их и поддерживало, — развеял бы иллюзии, которыми, наряду со всеми двусмысленными, но жизненно необходимыми предположениями о собственных личностях, им крайне не хотелось пожертвовать.