Но этот пленный белокурый тевтонский красавчик так вскружил мне голову, что я не удержалась и приказала ему перед смертью сделать со мной ЭТО. ЭТО мне так понравилось, что я приказала повторить, а потом еще раз, и еще. В конце концов мне стало жалко убивать юношу, который доставил мне столько удовольствия, и я отпустила его на все четыре стороны. Это-то и было хуже всего. У меня уже было достаточно заслуг для того, чтобы родить одного ребенка и передать его на воспитание храму, или даже выйти замуж за кого-то достаточно важного, чтобы продолжать свою службу другим способом, но, поддавшись похоти, я отпустила живого врага; а для того чтобы покрыть это, не хватило бы никаких заслуг.
Все сошло бы мне с рук, если бы со мной были только мои старые верные «пальчики» – девочки-сестрички, с которыми я сроднилась за эти два года, действительно став им старшей сестрой; они за что бы меня не выдали, чего бы я ни сделала. Но к сожалению, это было не так; и когда мы вернулись на отдых в храм, то одна из новеньких побежала к Матерям и выложила всю эту историю. Ворвавшаяся в наши домики стража арестовала не только меня (хотя я и брала всю вину на себя), но весь и мой десяток, включая доносчицу. По мнению Матерей, и она, и остальные «сестрички» были виновны в моем проступке равно как и я сама, потому что промолчали и не подняли свой голос против моих действий еще там, на месте, а доносчица по имени Ария к тому же и сама вожделела того юного тевтона. Когда следствие по нашему делу было в разгаре, то выяснилось, что я беременна от того юноши. И тогда рассмотрение нашего общего дела было отложено до моих родов. Если бы родилась девочка, то это был бы знак, что Великая Мать ко мне милостива – и тогда меня и мой десяток, конечно бы, наказали, но не очень строго. Но у меня родился мальчик, и это, увы, означало, что наше наказание должно быть самым строгим из всех возможных, и оно коснется не только меня и «сестричек», но и моего новорожденного сыночка. Именно тогда вместо домашнего ареста в одном из верхних домиков нас всех бросили в подземную тюрьму и заковали в колодки.
Но сперва судилище было отложено по причине затяжных празднований, связанных с уничтожением херра Тойфеля. Потом Совет Матерей был смущен той Унией, которую Великая Мать заключила с Тевтонией, и опасались прогневать ее слишком строгим приговором, как будто вечное сидение в колодках в почти полном мраке – недостаточное наказание для меня и моих «сестричек». Но вот сегодня о нас вспомнили – и две надзирательницы в сопровождении десятка очень сильных охолощенных рабов пришли к нам для того чтобы отомкнуть колодки, завернуть нас в изрядно истлевшее за время заключения тряпье и вывести наверх к людям и белому свету. Обычно это означало, что приговор уже вынесен, и перед тем как принять лютую смерть из рук палачей, нам осталось его только выслушать.