– Так вот, княже, – сказал Сигмунт, – они брешут, что ты всех в свою веру в Небесного Отца силком обращать будешь? Мол, невместно тебе, когда кто-то верит не как ты. Скажи нам, положа руку на сердце, так ли это?
– Нет, Сигмунт, – ответил я, положив на сердце руку, – это не так. Никого силком в свою веру я обращать не собираюсь, и даже уговаривать никого не буду. Верить так, как верю я сам, это привилегия, а не обязанность. И неважно, веришь ли ты в Отца, важно, чтобы Он поверил в тебя. А поверит он в тебя тогда, когда сможет гордиться таким Сыном, в которого вдохнул часть своей души. Впрочем, на эту тему тебе лучше поговорить с отцом Александром.
Услышав слова, что никого неволить не будут, антские старшины явно повеселели. Ратибору было все равно, он и так вошел со мной в глубокий резонанс, а потому начал смотреть на все с моей колокольни. Сказал князь, что надо верить так, так и так, а старину забыть – значит, старина будет забыта и приказ выполнен. Идеальный подчиненный, при этом лишенный всяческой инициативы. Добрыня тоже отнесся к моим словам спокойно, так как уже несколько раз хаживал на вечерние проповеди отца Александра, которые тот скромно называл беседами, и, думаю, что в самое ближайшее время он дозреет и до крещения. Зато Сигмунт, видимо, настроившийся на длительный религиозный диспут, переходящий в рукопашный бой, покраснел, побледнел, дернул рукой ус и, повернувшись, пошел вон. Вслед за ним откланялись и остальные визитеры.
Как только они отошли за пределы слышимости, Ув почти неслышно, одними губами, сказал мне:
– Этот человек, княже, задумал что-то нехорошее. В глазах его была злость, но ум оставался холодным и в нем был какой-то хитрый план. У этого человека очень мало друзей, но у этих друзей очень много яда. То, что ты делаешь, княже, хорошо для всего народа антов, но очень плохо для некоторых набольших людей, которые от этого потеряют свою власть и даже, быть может, и саму жизнь, как по твоему приказу потерял ее хан Заберган.
Предупреждение было таким недвусмысленным, что думать тут было нечего, требовалось трясти, и трясти изо всех сил. Сначала попытка вызвать в новом государстве религиозную рознь, а потом, когда анты, поняв, что никто никого принуждать не будет, потеряли к этому интерес, перейти к какому-то запасному плану. Религиозная жизнь у местных славян находится явно в загоне. Никаких освобожденных идеологических работников вроде жрецов, волхвов и прочих друидов у них нет, так что крещению не мешают интересы никакой жреческой корпорации, и сами анты веротерпимы до полного безобразия. С чего же тогда опасения по поводу возможного крещения, тем более что в своих проповедях отец Александр в основном упирает на то, что Отец и центральная фигура здешнего пантеона Род – это одно и то же божество, функция которого была сотворить такой прекрасный мир, в котором мы все живем. И самое главное – возразить на это нечего, а гипертрофированный варяжский воинский культ Перуна с его человеческими жертвоприношениями к восточным славянам еще не попал, и уже не попадет.